Иван Головня - Следы ведут в прошлое

– А вот почему! – подступив к Сорочинскому вплотную, тихо, но внятно говорит Жук. – Насколько нам известно, несмотря на все опасности и трудности, уполномоченному губповстанкома Григорию Голубю все же удалось пробраться к атаману Ветру. А если это действительно так, то он несомненно передал наш приказ о том, чтобы двадцать четвертого июня атаман Ветер прибыл в Бережанск. Атаман Ветер, – четко выговаривая каждый слог, повторяет Жук, – а не вы, пан Сорочинский! И не сегодня, а двадцать четвертого, в субботу!

«Ах, вот оно что!» – облегченно думает Сорочинский и только теперь чувствует, как от выступившего на лице пота чешется нос. Он вытирает лицо замусоленным платком, лихорадочно соображая при этом, что ответить этим панам.

Что это свои люди и люди, видать по всему, большие, из самого губповстанкома, сомневаться не приходится. Иначе откуда они все знают: и то, что он из Сосницкого уезда, и то, что Голубь находится в отряде атамана Ветра, и то, что Ветер должен явиться в Бережанск именно двадцать четвертого? Не ясновидящие же они! Или откуда этому здоровяку, которого он в глаза никогда не видел, знать его, Сорочинского, фамилию? Словом, это были те самые люди, ради которых он шел сюда, которых стремился любой ценой найти, причем без особой надежды на успех. И вот – на тебе! – они сами нашлись. Радоваться бы сейчас Сорочинскому – такая удача! – а радости нет. Что ни говори, а приказ он нарушил. Пусть и с благим намерением, а все же нарушил. И спуску, чувствуется, ему не будет. Люди, видать, серьезные, шутить не любят. Не придумав ничего определенного, Сорочинский решает перевести разговор на другое.

– А откуда вы… – начинает он, обращаясь к краснощекому, но тот не дает ему окончить.

– Откуда я вас знаю? Вы об этом хотели спросить? Дело в том, пан Сорочинский, что знать вас и всех… вожаков повстанческих отрядов Бережанской губернии я обязан, как говорится, по долгу службы.

– Пан Байда является начальником оперативного штаба Бережанского губповстанкома, – кивнув головой в сторону своего товарища, поясняет Жук. – Байда – это, разумеется, псевдо. Приходится пока прибегать к конспирации… Так вот! Как одни из руководителей повстанческого комитета мы с паном Байдой лично готовили и инструктировали Голубя перед отправкой его к вам.

– Как он там кстати? – хмуро спрашивает Байда. – Почему его нет с вами?

По мостовой, дребезжа и оставляя за собой шлейф синего дыма, катит грузовик. На какое-то время его грохот заглушает все прочие звуки. Провожая взглядом грузовик, Сорочинский успевает посмотреть заодно и на другую сторону улицы: человек в клетчатом костюме и огромной кепке покончил наконец со шнуровками и теперь читает наклеенное на телеграфный столб объявление.

– Он был ранен в ногу и ему пока трудно ходить, – изворачивается от правдивого ответа Сорочинский, не отступая в то же время далеко от истины.

– Как бы там ни было, но он сумел-таки пробраться к вам и передать наш приказ? – В голосе Байды слышны ничего хорошего не предвещающие жесткие нотки, а его голубые глаза становятся похожими на две холодные льдинки.

– Передал… Конечно, передал, – отвечает Сорочинский.

– Так какого черта, позвольте вас спросить, вы тут околачиваетесь? Да еще, судя по запаху, «под мухой»! Если один из будущих военных руководителей уезда позволяет себе такую самодеятельность, то что можно ожидать от его подчиненных? И это в то время, когда необходима железная дисциплина.

– Я же хотел, как лучше… – пытается оправдаться Сорочинский.

– Не надо нам разжевывать! Мы все отлично понимаем! Вы хотели проверить Голубя, а заодно и тех, кто его посылал к вам. Не так ли? Можете не отвечать: ответ мне известен. Позвольте только узнать, как вы намеревались это сделать? Может, у вас есть знакомые среди руководства повстанкома и вам известны их адреса и пароли?

– Нет. То есть да… Я знал одного человека…

– Нет, вы слышали что-нибудь подобное! – недоуменно смотрит на Жука Байда, как бы призывая того в свидетели. – Он знал одного человека! Взял и пошел к нему. Как в гости когда-то ходили. Как все просто! А вы, – буравит Байда Сорочинского холодным взглядом своих глаз-ледяшек, – подумали о том, что своей неосторожностью могли погубить и этого человека и себя самого? Вот как бы вы стали спрашивать? «Здесь живет пан такой-то?» Как его кстати фамилия?

– Христич…

– Как вы сказали? – быстро переспрашивает Жук.

– Христич… Тимофей Харитонович… Вы же его знаете.