Александр Галкин - Царевич Димитрий

В одной из стен комнаты были прорезаны три щелевидных окошка, выходившие на двор на высоте третьего этажа. Посредине стоял покрытый сукном стол с бумагами; в углу – с полсотни всяких икон и образков и сзади небольшая изразцовая печка. Сравнительно скромное убранство довершалось красующимся на подставке золотым кубком, первым подарком Ивана Грозного, и развешенным на стене дорогим оружием – саблями, заряженными пищалями и пистолетами, возле которых и находилось царское кресло.

Едва хозяин успел сюда войти, как явившийся окольничий доложил о прибытии гонца с грамотой от боярина Басманова из войска. Царь приказал немедленно его впустить. Вошел одетый по-дорожному, запылённый человек и, поклонившись земно, подал бумагу с болтающейся на шнурке большой восковой печатью.

– От Басманова? – заволновался Борис. – И давно ожидаешь? Ведь наказывал яз послов немедля ко мне водить! Хотя бы и ночью! Читай скорее, Семён Никитич! Садись вот здеся, ближе. Свечей сюда! Гонца не держу. Ох, что он там пишет?! Даже сердце заходило! Помоги, Владычица! – Он нервно перекрестился.

– «Великому государю, царю всея великия и малыя и белыя Руссии самодержцу, холоп его, воевода Новоград-Северского Петрушка Басманов, иже супротив вора и расстриги изменного бьётся со бояры и дворяны и стрельцы и всяки люди, челом бьёт», – читал Семён Годунов.

В бумаге описывалась осада города войсками Димитрия, прочность городских стен и стойкость осаждённых, отбивших все попытки вора взять крепость приступом.

(«Слава те, Господи!» – крестился царь, а за ним и все сидящие.)

Потом было сказано, что 28 декабря 7112 (1604) года вор снял осаду и ушёл на полдень. Тогда он, Басманов, вышел из города и три недели преследовал врага, догнал его у деревни Добрыничей, недалеко от Севска, и тут 21 января было сраженье великое. С Божьей помощью вор был разбит окончательно, ватаги его разбежались, и сам он, по слухам, укрылся во граде Путивле. Войска царёвы взяли 15 знамён самозванца, 13 пушек, много пленных русских и поляков и всякого добра более сотни возов. Побито воровских людей около пяти тысяч, царских же пало до двух тысяч. «Всех русских изменных людишек, в полон взятых, мы повесили, поляков же отправляем со стражей на Москву пред очи государевы. Вознося благодарственное моленье ко Господу за победу сию славную, идём мы на Путивль, но на пути нашем стоит преграда – Кромы, занятые казаками, они не сдаются, и обойти нам их не можно, ибо тогда в тыл ударят, а потому сию крепость будем брать с боем, да мыслим, не долго на сём задержимся – крепостца несильная, и людей там немного, – а к Масленой неделе дойдём до Путивля».

– Слава в вышних Богу! – произнёс царь громко, со слезою в голосе и крестясь, – Помолимся! Возблагодарим Всевышнего! – И, дрожа от радости, упав перед иконами на колени, он прочёл молитву.

– Утрева всем быть в соборе Успенском. Дай весть, Семён, патриарху и боярам тот же час. Басманову же Петру Фёдоровичу написать, что жду его на Москву, хочу видеть, наградить столь славного героя нашего, лобызать уста его! Кончилось злое дело! Теперь и без него там справятся, и, може, ещё до Пасхи увидим здесь сего «царевича» – ха-ха! – на колу почётном! О, сколь велика милость Божия к нам! Протопопа нашего сюда! Молебен петь хочу! Зовите всех моих сюда! Скоро!

На следующий день пышными торжествами, колокольным звоном и всякими милостями отпраздновал царь Борис свою победу над врагом, которого несколько лет с ужасающей жестокостью, но тщетно искал среди своих подданных.

В не очень казистой, но тёплой и удобной горнице захолустного дворянского дома в городке Путивле сидел Димитрий Иванович и писал письма в Польшу Он кратко сообщал Пушкину в Краков, что с самого разгрома казацко-польского его войска (описанного в прошлом письме) он живет здесь уж третий месяц, занимаясь науками, упражняясь в чтении и письме по-латыни, так как делать тут больше нечего и свободного времени очень много. Большинство польских воинов после поражения от него ушло, а вчера Юрий Мнишек – сей неумелый командор – тоже заявил, что по неотложным делам должен он уехать в Самбор. Димитрий его не держит ни минуты, но с ним хотели отбыть и остальные, уже немногочисленные, оставшиеся ему, Димитрию, верными шляхтичи, ибо царевич второй месяц не платит им жалованья. Расстаться же с ними очень жаль, так как это самая лучшая и храбрая часть польского войска, пошедшего за ним. И потому он просит Гаврилу Ивановича прислать возможно скорее обещанную сумму денег – поляки согласились подождать ещё две недели.