– Как чувствует себя панна Марианна? – спросил он по-польски.
– Благодарю государя Деметрия, – отвечала она спокойно, чуть с улыбкой, – царица московская Марина Юрьевна чувствует себя прекрасно. – Она уже успела войти во вкус новой своей роли и привыкнуть к величанью московитов – упоминанье старого имени ей не нравилось.
Поговорив ещё немного о пустяках, царь и Мнишек ушли из монастыря: первый с некоторым разочарованьем от своей невесты, а второй – в полном восторге от своей блестящей дочери. Виделись они в той же самой обстановке и с теми же людьми и на другой день, причём Димитрий на этот раз догадался, что находится он в той самой Марфиной келье, где осенью была у него встреча с Ксенией, но вся горница была переделана теперь до неузнаваемости. Он был доволен такой переделкой, не хотел напоминанья о былом, но всё-таки что-то кольнуло: теперь в этой келье не только не виделось ласки, но и подползало сомнение – уж настоящий ли друг к нему приехал?.. Рука невольно ощупывала на груди, под кафтаном, царевнин деревянный крест, снятый с покойного Григория, и прошлое вставало в памяти само собою… Сверх обычных вопросов о здравии и благоденствии Марина сегодня жаловалась на плохую пищу, и царь обещал распорядиться о назначении к ней польского повара с выдачей ему всех ключей и кормовых денег.
Свидание наедине состоялось лишь в третий день, когда Димитрий явился к ней без Мнишка, а пришедшей в горницу Марфе сказал просто: «Уйди к себе, матушка!» Но оставшись вдвоём с Мариной, он опять с минуту смотрел на неё молча – любовался и недоумевал, внутренне тянулся к ней и в то же время чего-то остерегался. Заговорили по-польски.
– Почему царь так на меня смотрит? – спросила она, чувствуя неловкость от его взгляда и молчания.
– Приглядываюсь!.. Изменилась моя Марианна…
– Похорошела?
– О да! – ответил он серьёзно, но без восторга. – Красота бесподобная! Да только… Только ласки в очах не вижу!
– Ласки? – Она скривила недовольную улыбку. – Царь хочет ласки? – И взглянув пытливо, спросила, понизив голос: – А где перстенёк мой с зелёным камушком? Почему не на царской руке?
Только теперь он вспомнил про её любовный подарочек, снятый им с пальца после первого же свиданья с Ксенией и куда-то положенный!
Довольно быстро сообразил он, что надо сказать (научился уже за этот год хитрить с людьми):
– Камушек случайно выпал из колечка, и яз отдал его мастеру, чтобы вставить: завтра готово будет. Так жаль! Всё время носил его!
Она не забыла, что посол Афанасий Власьев говорил ей в Кракове, что царь носит её колечко, и, ласково положив свою руку на его, сказала просто: «Верю государю, не надо сердиться!»
И вдруг сразу стала похожа на прежнюю Марианну и промолвила с участием:
– Мой коханый чем-то недоволен? Пусть расскажет мне! Ведь я же по-прежнему – первый друг!
Как ни тронут был Димитрий её словами, но объяснить ей все причины своей хмурости – ненависть бояр, измену Романова и прочее – не пожелал и уже хотел сослаться на зубную боль, как Марина, приметив заминку, спросила не без ехидства:
– А может быть, есть ещё друг, первее невесты?
– Ой, что ты! – воскликнул он искренно. – Бог с тобою! Да и недовольства нет во мне, а так, взгрустнулось от прохладности чувств царицы Марины Юрьевны…
– Стараюсь с государем в лад держаться, – ответила Марина, сваливая на него вину холодной встречи. – Как цезарь, так и я! А ходили слухи, что он видается с принцессой Годуновой, переписку с ней ведёт, каждый день гонцов гоняет и подарки шлёт?!
– Вот до чего доходят сплетни! – горячо запротестовал жених. – Не стыдно ли слушать бабьи сказки, распущенные врагами в досажденье нам! У нас здесь без вранья, как без хлеба насущного, едина дня прожить не могут!
– То бают царёвы ближние! Не знаю уж!..
– Ближние! Нет у меня ближних! – крикнул Димитрий и в волненье хотел было заходить, по своему обыкновенью, из угла в угол, но комната оказалась так мала, что он затоптался на месте. – Кроме тебя никаких друзей не ведаю! Ты – единственный мой друг до гроба! Все же остальные… Не стоит и говорить!
– Что ж остальные? Враги, что ли?
– Пожалуй что и так!
– Вот как! Что я слышу?!. Царь в своей столице посреди врагов живёт!.. В своём дворце!.. Непонятно мне! У нас другое говорили…
– Не спрашивай, – сама увидишь!
– А как же твоя мать, твои дяди? И они тоже?
– Мать не враг, да глупа безмерно. Кроме скуки, от неё ничего не вижу, и от дядей тоже. Не с кем слова сказать, о душе своей поговорить, все только льстят, подачек ждут, да ещё боятся…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу