Людмила Кулагина - Память

Ночью одна из досок в углу сарая начала с тихим скрипом отодвигаться, в щели появился лом, Якуб схватил его и начал выламывать ломом доску. Солдаты вокруг завозились, просыпаясь от шума, Стах начал громко храпеть, стараясь перекрыть звуки. Люди закрывали уши, чтобы не слышать храпа, наконец, Якубу удалось отодвинуть доску. Отверстие стало шире, и Якуб со Стахом в кромешной тьме, наощупь выбрались из сарая и задвинули доску обратно, еле успев спрятаться в кустах. Мимо прошёл охранник. Беззвёздная ночь помогла пройти им незамеченными через всю деревню вслед за Анджеем в бабском платье, который шёл впереди, выбирал дорогу и предупреждал об опасности. Встречный патруль не обращал внимания на торопливо шагающую с ведром бабу. Ведро с остатками похлёбки и мешок с хлебом Анджей предусмотрительно прихватил с собой.

Велико же было удивление русского офицера, не досчитавшегося пленных, выведенных охранниками из сарая на рассвете, но это была не самая яркая эмоция у него в это утро, его ждал куда более интересный сюрприз, когда в поисках исчезнувших пленных, он вошёл в сарай и приподнял шинель Якуба. Голая баба так радует глаз среди серых военных будней! Ещё интересней было допрашивать заключённых. Каждый в красках описывал, как Якуб насиловал бабу. Все рассказы были разными, в зависимости от фантазии, богатства сексуального опыта и пристрастий рассказчика.

Сама же Марфа, так звали голую бабу, которую почему-то никто не торопился одевать, факт изнасилования отрицала. Она сказала, что её только раздели и связали. Марфа явно обладала литературным даром и с удовольствием, подробно рассказывала об этом сначала охранникам, затем командирам. Война войной, но жажды зрелищ никто не отменял. Хорошая история ценилась во все времена.

5. Утро.

Роса покрывала всё поле, или это были капли дождя, прошедшего ночью. Чистая, умытая природа, притихла, будто ждала чего-то. Совсем без ветра. Так редко бывает. Всё вокруг неподвижное, тихое, только птицы поют, невидимые в ветвях. Кажется, отсутствие движения обострило запахи, они стали ярче, призывнее обращать на себя внимание. Конечно, это штиль сгустил ароматы у поверхности земли, и мы все притихли, очарованные утренним пейзажем.

Растормошил всех Семён, раздал вёдра, лопаты. Сколько же у него энергии! Мы все вялые, ещё не отошли ото сна, а он будто и не спал вовсе. Весёлый! Шутит, смеётся. Следом за ним, по пятам, всегда следует Пашка, не отходит от старшего брата. Девчата, постепенно просыпаясь, включаются в работу и начинают реагировать на его шутки.

Дело идёт споро. Все привыкли к физическому труду. Олеся и Орина, несмотря на своё положение, работают без отдыха. Солнце поднимается всё выше. Семён кажется двужильным, он всё успевает: и копать картошку, и уносить мешки, и шутить, и подбадривать девушек. Жара стоит, как летом, но Семёну всё нипочём. Носится по полю, пританцовывая, даже копает картошку, словно вальсируя. Скинул рубашку, волосы взлетают от резких движений, весь отдаётся процессу. Можно подумать, глядя на него, что копать картошку – это самое увлекательное дело на свете, – улыбается, раскраснелся.

Девушки к полудню устали, даже не смотрят на своего любимчика, но никто не жалуется, все ждут, когда Ганна объявит перерыв на обед. А хозяйка, как будто не видит, что уже полдень, собирает картошку, не разгибая спины. Теперь понятно, в кого Семён такой выносливый.

Наконец, Ганна выпрямилась и позвала всех обедать. Радостные Олеся и Орина побежали к телеге, достали корзину с едой, расстелили скатерть на траве. Марина тоже достала узелок и присоединилась к общей трапезе. Я старалась есть медленно и немного, чтобы не вызвать смех у окружающих, но сдержаться не смогла, опять налетела на еду, как оглашенная.

– Что ж такое творится на земле. Девки с голоду чуть не дохнут, – вздохнула Ганна. – Такая земля кругом благодатная, а у людей голод. Тут же с одного поля можно целое село всю зиму кормить. Скоту травы сколько хочешь коси, в садах всё само растёт – девать некуда, а у них – голод! Куда у вас всё подевалось?

– Посевы войска потоптали, скот, курей солдаты воруют, мужиков на фронт забрали, что мы – девки можем сделать против роты солдат. Они заходят во двор и берут всё, что хотят, – пожаловалась я.

– Что ж эти австрияки совсем звери? – спросила Олеся, – У баб и детей последнюю еду забирают.

– Так не только австрияки забирают, русские тоже. Граница перемещается: то русские переходят в наступление, то австрийцы. Нашему селу не везёт, линия фронта то с одной стороны села, то с другой, – объясняла я девчатам.