Николай Дмитриев - В грозный час

Левую руку и часть спины татарина прикрывал круглый щит, а правой он держал шестопёр. В мгновение ока ордынец замахнулся на подавшегося назад Воротынского, но тут невесть откуда взявшийся Ивашка треснул своим топором прямо по щиту татарина. Видимо, удар был настолько сильный, что острый сучкоруб пробил насквозь щит, а заодно и кольчугу. Мурза закачался, выронил шестопёр и, свалившись с седла, угодил прямо под конские копыта.

Что произошло дальше, Сеньков толком не понял. Татары, вертевшиеся в общей сумятице схватки, вдруг подались назад, а затем, нахлёстывая коней, так и порскнули в разные стороны. Часть дворян было бросилась их догонять, но, увидев, что Воротынский снова повёл всех на холм, вернулась и поскакала к вершине, на которой уже не было ханского бунчука. Больше того, оказалось, на вершине вообще никого нет, а когда Сеньков, поняв, что гнаться не за кем, придержал коня рядом с остановившимся Воротынским, он увидел только валявшийся на траве дастархан…

Деревня догорала. Рушились стропила, полыхали бревенчатые стены, в то время как конюшни, коровники и сараи, особенно те, что были крыты дёрном, едва тлели, хотя дымили они гораздо больше, чем вовсю горевшие избы. Летучий отряд, начальником которого князь Воротынский, успевший приглядеться к серпуховскому дворянину, поставил Михайлу Сенькова, по пятам преследовал удиравших восвояси татар. Правда, на этот раз московитам не повезло. Отряд ещё только миновал поскотину, но уже стало ясно, что ордынцы, запалив жилища, успели уйти.

Проезжая улицей, по обе стороны которой стояли крестьянские избы, Михайла мог воочию убедиться, насколько основательно похозяйничали тут ордынцы. Все ворота были настежь, двери взломаны, а разбитая и брошенная утварь валялась где попало. По ходу дворянин заглянул в один из разграбленных дворов и увидел возле крыльца убитого мужика. Тот лежал ничком, и на его белой посконной рубахе темнело большое, чуть ли не в полспины пятно уже засохшей крови. Это значило, что жители не сумели скрыться, и Михайло повернулся к неотлучно следовавшему за ним Ивашке:

– Скочь, погляди, может, кто живой есть… Расспросим…

– Да кого найдёшь?.. – осмелился возразить Ивашка. – Кто убёг, не иначе в лесу хоронится, а кто был, тех, знамо дело, татарва в полон забрала…

– Оно конечно, – вздохнул Михайла и посетовал: – Узнать бы, когда ордынцы ушли…

– Так всего ничего, – оживился Ивашка. – Вон на дороге конские яблоки, почитай, ещё тёплые…

– Яблоки?.. – Дворянин так и вскинулся.

Михайла сразу понял, что татар ещё можно догнать, и, зычно крикнув своему было собиравшемуся спешиться воинству: «В погоню!» – вылетел со двора.

Затем, немного придержав коня, чтоб его отряд успел подтянуться, он карьером погнал по шляху, на котором, как ему казалось, ещё не остыли следы ордынцев. Всадники неслись следом, конские копыта взбивали густую пыль, однако сколько Михайла ни старался высмотреть хотя бы что-нибудь, ни татар, ни даже их следов на шляху он не видел. Правда, дорога здесь была кручёной. Она то обходила частые перелески, то спускалась в распадки, то вообще пряталась за очередным холмом, и потому Михайла не терял надежду, считая, что, будь иначе, он бы уже давно углядел ордынцев.

Давая передых коню, Сеньков натянул повод, скакавшие позади дворяне его сразу догнали, и один из них, поехав вровень, заметил:

– Зря так несёмся… По всему выходит, татары без ясыря, налегке идут…

Михайла и сам начинал думать так же. Не иначе татарва рассыпалась по округе и теперь, стараясь врасплох захватить черносошный люд, рыщет по сёлам, деревням и починкам. Тогда выходило, что надо не гнаться по следу, а подловить ордынцев в том или другом месте. Рассуждая так, Михайла прикинул, что и татары наверняка знают, где можно захватить добычу. Опять же и свои людишки, и подсылы, ежели что, могут навести куда надо. А раз так, то Сеньково татары ни за что не минуют, и Михайла, ещё малость пораскинув мозгами, свернул на прямую дорогу к своей усадьбе.

Повалушу, сторожевую башню своего дома, Михайла увидал издали, и её вид испугал дворянина. Крытая осиновой драницей, она не выглядела привычно светлой, а была зловеще тёмной и просвечивала во многих местах. Исхлестав коня, Михайла погнал во весь дух и вскоре убедился, что усадьба его горела. Однако дыма не было видно, и только почерневшие, но оставшиеся целыми стропила вроде показывали, будто огонь удалось загасить. Ломая голову, что там, Михайла через одну остававшуюся открытой створку влетел во двор и спрыгнул на землю рядом с вовсе не тронутым пожаром крыльцом.