Николай Дмитриев - В грозный час

– Я думаю, оставаться здесь нам смысла нет. Теребердей-мурза загнал московитов в город, и они уже не справляются с пожарами, огонь которых с зажжённых нами окраин перекидывается на дома. Если хан спрашивает, что я думаю, я могу сказать: мы можем уходить.

– Хорошо, я согласен, пусть отправляются… – Девлет-Гирей кивнул, жестом отпустил беев и трижды повелительно хлопнул в ладоши.

Слуги у костра тут же засуетились и живо поставили перед Девлет-ханом дастархан. Потом на низком столике появилась свежеподжаренная баранина, и, пока от костра носили заедки да разные приправы, хан жестом предложил Дивею-мурзе подойти и сесть на ковёр. Так Девлет-Гирей оказывал своему первому советнику честь, предлагая ему разделить с ним трапезу. Однако началу трапезы помешали. Снизу от подножия холма послышался какой-то шум, и почти сразу прибежавший оттуда мурза из отряда собственной ханской стражи сообщил:

– Великий хан, там привели важного уруса…

– Откуда взялся? – удивился Девлет-Гирей.

– Великий хан, урус выскочил из своего горящего дома…

– Веди сюда, – благосклонно кивнул Девлет-Гирей. – Посмотрим…

Связанного арканом уруса тотчас привели на вершину и поставили перед ханом. Пленник оказался стар и немощен, однако всем своим видом он сильно отличался от прочих урусов. Ещё так недавно расчёсанные волосы были всклокочены, ухоженная борода опалена, летний оксамитовый опашень в саже, и, казалось, только красные сафьяновые сапоги с круто загнутыми носами, расшитые золотым шитьём по голенищу, оставались прежними. Такое богатое одеяние подтверждало, что пленник действительно важный, и Девлет-Гирей сначала заинтересованно смотрел на него, а потом спросил:

– Ты кто, старик?

– Я боярин, – пленник гордо вскинул голову.

– А говорят, ты с испугу куда-то бежал, – презрительно усмехнулся хан.

– Да, я бежал!.. Но ты скажи своему калге [39] Калга – титул второго по значимости после хана лица в иерархии Крымского ханства. Должность калги была учреждена в 1486 году третьим ханом Крыма Менгли I Гиреем. , – срывающимся голосом выкрикнул старик и, приняв Дивея-мурзу за военачальника, кивнул на него, – пусть он бежит от Москвы! Царское войско разобьёт вашу басурманскую рать, и вы не сможете… Не сможете…

Явно уже начинавший заговариваться старик принялся как-то смешно трясти головой, и Девлет-Гирей громко рассмеялся.

– Глупый урус! Ты на аркане будешь бежать за хвостом коня моего мурзы, и, если добежишь, я, может быть, продам тебя назад в твою Московию, потому как на галеры ты не годен.

Но пленник ничего толком ответить уже не мог. Силясь что-то сказать, он хрипел, брызгал слюной и в ярости дёргался, пытаясь как-то ослабить стягивающий его аркан.

– Ты-ы смотри-и, какой хра-а-брый… – насмешливо растягивая слова, произнёс хан, которого просто веселило бессилье русича, и обратился к Дивей-мурзе: – Что делать с ним будем?

– Как что? – усмехнулся Дивей-мурза. – С собой возьмём. Думаю, за него хорошо заплатят.

– Ладно, – согласился Девлет-Гирей и махнул рукой: – Убрать этого…

Мурза, не выпускавший аркана из рук, потащил уруса с холма, а хан, проводив взглядом пленника, неожиданно вздохнул:

– А жаль, что мы не взяли Москву…

– А что уже брать? Там всё горит, и скоро об этом узнают все… – возразил Дивей-мурза и для убедительности показал на клубы дыма, всё гуще поднимавшиеся над стольным градом царя.

Девлет-Гирей задумался. Хан понимал – его советник прав: это он, славный чингисид, спалил Москву, как какой-нибудь уездный городишко, и пленил её жителей. Теперь уже и не припомнить, когда такое случалось ранее, а значит, пора, собрав Орду, уводить её назад в Крым, вихрем пройдя по уделам русичей. Наконец-то ощутив себя победителем, хан принял решение и, сказав: «Мы уходим, но прежде я хочу ещё посмотреть, как догорит Москва», – подвинул ближе подушки, присаживаясь к дастархану…

Самолично забравшись чуть ли не под самый конёк уже начинавшей тлеть крыши, воевода земского полка, боярин князь Михаил Иванович Воротынский, чей полк днём раньше поспел к Москве, пристально рассматривал сгрудившихся на вершине недальнего холма татарских всадников. Потом, углядев там сверкавшее золотом яблоко ханского бунчука, воевода повернулся к примостившемуся рядом Михайле Сенькову и сказал:

– А ты, серпуховской, и впрямь прав был. Не иначе там сейчас сам Девлет-Гирей со своими поплечниками. Видать, на Москву смотрит.