Николай Дмитриев - Под тремя башнями

Вагон плавно покачивался, и приглушённый стук колес едва доносился в купе. За широким окном летел сплошной зелёный занавес и только там, где он разрывался, открывались огромные аккуратно возделанные поля. Весёлый морячок, всю дорогу без устали забивавший по соседству козла, открыл дверь и потянул чемодан с полки.

— Подъезжаем, вещички пора складывать!

Худощавый мужчина, сидевший возле окна, поднял голову.

— Почему, мы же только Узловое проехали?

Морячок заинтересованно посмотрел на попутчиков. Их было двое, отец и сын. Сын, застенчивый подросток лет пятнадцати, лежал на верхней полке и вежливо отмалчивался, а его отец, обычно поглощённый своими мыслями, сейчас явно недоумевал.

— А вы что, разве уже бывали здесь? — морячок оставил чемодан и присел на нижнюю полку.

— Бывал… — мужчина едва заметно улыбнулся. — Только давно.

— А-а… — догадался морячок. — Сына в родные места везёте.

— Ну, родился-то я далеко, — уточнил мужчина, — но, как когда-то говорили, в большую жизнь отсюда пошёл… — Мужчина откинулся на спинку дивана и мечтательно закрыл глаза. — Вот сейчас будет станция Восток-товарный, потом перецепят паровоз и задним ходом потянут состав к городскому вокзалу. Там станем над самой речкой и пойдём в город пешком, через низинку, через мостик, прямо на центральный холм…

— Ой-ой-ой! — морячок по-детски схватился ладонями за щёки. — Да вы сколько лет здесь не были?

— Сколько? — мужчина на секунду задумался. — Да, пожалуй, лет тридцать…

— Ого!.. — морячок даже присвистнул от удивления.

— А что, изменилось многое?

— Изменилось? Да тут новый город теперь!

— А старый как?.. Перестроили?

Голос у мужчины дрогнул, а его сын, заинтересовавшись разговором, свесился вниз.

— Ну нет, что вы. Совсем наоборот. Там всё как было, даже вокзал старый, что над рекой оставили, только станцию перенесли.

— Это куда же?

— А прямо на бывшую товарную!

— Там же ещё аэродром был? — изумился мужчина.

— Застроили! — весело рассмеялся морячок. — Всё застроили и аэропорт перенесли. Да и какие там самолёты были, небось «кукурузники»?

— Точно, «кукурузники». — Мужчина по-доброму улыбнулся. — Выходит, скоро город будет?

— Да вот он! — морячок вскочил и распахнул дверь.

Мужчина поспешно вылез из-за столика и, выйдя в коридор, замер перед окном. Поезд шёл вдоль густой россыпи новостроек, местами подходивших к самому полотну. Из-за домов поднимались высокие заводские трубы, одна из них густо дымила, закрыв верхушку плотным желтоватым клубком.

— Это наш северный промышленный район, — пояснил морячок, придерживая коленом норовившую захлопнуться дверь.

Подросток спрыгнул на пол и, став позади отца, тихо спросил:

— Что, всё изменилось?

— Ты же слышал, Старый город не трогали. — Отец усмехнулся, обнял сына за плечи и крепко прижал к себе. — Это здесь, когда меня самого звали Сашкой, было не так…

МАЛЕНЬКИЙ ГОРОД

Тогда поезд медленно тащился мимо болотистых лугов, перелесков и только-только восстановленных полустанков. За дребезжащим окном ползли серые от времени соломенные крыши бесчисленных хуторов и голые пни сплошной вырубки, как бы подпиравшие колею, то и дело перемежаясь крохотными речушками.

И хотя проплывающий за окном пейзаж был непривычен, Сашка не удивлялся. С тех пор как отца взяли на фронт, им с матерью, оказавшись в эвакуации, пришлось поездить порядочно, и при желании Сашка мог вспомнить и маленькие мотающиеся на выходных стрелках теплушки воинских эшелонов, и томительные стоянки в тупиках, и безжалостную толкотню сортировочных.

Запомнились и сами вагоны, начиная от дачных с трамвайными скамейками и простых спальных с всё время дребезжавшими стальными проушинами бандажей верхних полок, до совсем уж невероятного великолепия древней развалины с бархатными диванами и императорским клеймом на раме, поданной под офицерские семьи в Ростове. Тогда ещё долго пришлось ехать вдоль донского разлива, и от самой насыпи чуть ли не до горизонта была только вода, из которой торчали перекошенные столбы линий электропередач с оборванными проводами.

А ещё из окон этих вагонов Сашка видел горы касок возле станций Поволжья, груды металлолома на платформах и битую технику у едва осевших окопов, а больше всего разбомблённых и расстрелянных эшелонов, сваленных под откосы и обгоревших до того, что от них оставались только ржавые тележки да искореженные металлические каркасы.