Николай Дмитриев - В грозный час

– Я пришёл.

– Я рад, Сеид-ага, – ответил Эмин-паша и, посмотрев на давнего знакомца, которому ещё утром отправил со слугой записку с указанием места встречи, спросил: – Что скажешь?

– Что говорить? – покачал головой турок. – Кафа прямо гудит от слухов. Царь московитов громит Ливонию, а тут татары просто разорили Москву.

– Да, голова кругом, – согласился с ним Эмин-паша и добавил: – Наверное, Девлет-Гирей теперь вообразит себя новым Бату-ханом.

– Вряд ли, – скептически поджал губы Сеид-ага.

– Считаешь, что татары расхвастались? – предположил Эмин-паша.

– Безусловно, – твёрдо заявил Сеид-ага. – Как я дознался, московиты гнали хана, словно зайца, до самого пограничья, а всех, кто не успел удрать за реку, порубили.

– Но Москва разорена, и потом такой богатый ясырь… – возразил Эмин-паша.

– Татары не входили в Москву. Они подожгли окраины, и деревянный город сгорел. Каменные храмы московитов, оборонные башни и стены целы, а что до ясыря… – Сеид-ага было примолк, но затем пояснил: – Татары разошлись далеко от главной дороги, а ясырь вообще вывели стороной.

– Вот оно что…

Эмин-паша хитро прищурился: теперь он знал, как говорить с ханом…

Расставшись с Сеидом-агой, довольный Эмин-паша оставил Френк-хизари, не задерживаясь прошёл Бирун [48] Окружённая стеной часть города. , через главные ворота вышел из крепости и, миновав пригород Хаки с его лавками, направился в сторону припортового торга. Здесь морские волны, размеренно накатываясь на пологий пляж, шуршали мелкой галькой, чуть дальше в море стояли на якорях ожидавшие разгрузки суда, а выше, совсем близко к воде, раскинулся обширный торг. Тут имелся товар на любой вкус и можно было купить что угодно, но главным, конечно же, являлся ясырь.

Именно сюда одна за другой прибывали партии невольников, захваченных татарами при удачных набегах, и уже из Кафы их увозили по всем уголкам Средиземноморья. Дальше каждого из этих пленников ждала своя судьба, но спрос был на всех. Молодые и крепкие мужчины могли угодить на турецкие галеры-каторги, совсем маленькие мальчики часто попадали в янычары, а пожилых брали или как слуг, или вообще кем придётся. Что же касалось молодых женщин… Тут случалось, что порой исключительно красивых покупали на вес, щедро уравновешивая безмен золотыми монетами.

Как сразу заметил Эмин-паша, именно сегодня торг был особенно бурный. Не иначе днями пригнали новых пленников, и хозяева партий, вокруг которых так и вились купцы-перекупщики, времени даром не теряли. Однако и сами покупатели, во множестве прибывшие на судах, не желали платить лишку и, сбыв поскорее доставленный товар, тут же начинали договариваться с татарскими мурзами. Оказавшись во всей этой сутолоке, Эмин-паша, присматривался ко всему, зная, что именно здесь можно точнее всего оценить результат похода. Впрочем, торг в одном месте привлёк внимание Эмина-паши.

Стремясь показать товар лицом, купец донага раздел пленниц, и теперь молоденькие девушки стыдливо жались друг к другу, причём одни старались хоть как-то прикрыться, а другие просто стояли, низко-низко опустив головы. Мимо такого заманчивого зрелища мало кто мог пройти равнодушно. Старики и безусые юнцы всё время крутились рядом, а какой-то генуэзский капитан, видимо, уже сделав выбор, громко торговался с владельцем живого товара. Эмин-паша тоже на какое-то время задержался, но, лишь восхищённо цокнув языком, медленно пошёл дальше.

В других местах тоже шла оживлённая торговля. Тут целыми тюками сбывался товар, привезённый на кораблях, чтобы вскорости этот груз, оказавшись навьюченным на верблюдов, отправился по караванным путям в Ногайские степи, а может, и дальше за Танаис [49] Дон. или даже Итиль [50] Волга. . Правда, Эмина-пашу больше интересовало не то, будет ли удачным дальнейший торг и с чем возвратятся караваны, а то, что смогут сообщить побывавшие в дальних краях купцы. Походив так ещё довольно долго, присматривавшийся к торговцам Эмин-паша вернулся к себе и, вызвав доверенного слугу, спросил:

– Что слышно в Бируне? [51] Район города внутри крепости.

– Эфенди [52] Эфенди – титул и офицерское звание в Османской империи и некоторых других странах Востока в XV–XX столетиях. Вначале форма «эфенди» использовалась также как вежливое обращение к знатным особам вплоть до султана. , – сообразительный слуга почтительно склонил голову и понимающе перешёл на шёпот: – Девлет-хан в Кафе.