Зиновий Давыдов - Корабельная слободка

— Что ты, хлопец, врешь? — оборвал Дашу ездовой. — Балаклава эвон где! — И он показал кнутом в обратную сторону.

Даша поняла, что попала впросак. Она поглядела на ездового… Он сидел, распустясь в седле, верхом на одной из лошадей, запряженных в повозку.

— Нешто не знаю я, где Балаклава! — стала Даша изворачиваться, но еще больше запуталась. — Тетка, вишь, в Балаклаве живет, а поехала к дочке в Евпаторию; вот и еду… в Евпаторию к тетке еду.

— Как же ты в Евпаторию едешь, ежели в Евпатории неприятель? — Сказав это, ездовой нагнулся в седле и схватил Дашину лошадку за узду. — Врешь ты! Все ты, хлопец, врешь! — И, подтянув к себе лошадку, молвил: — И на хлопца ты что-то не похож. Девка ты, что ли, переряженная?.. — Он схватил Дашу за локоть. — Тебя как звать-то? — сказал он, внимательно всматриваясь ей в лицо.

— Дёмкой зовут! — крикнула Даша. — Демидом… Пусти ты меня!

— Ой, врешь! — твердил свое ездовой, все больнее стискивая в своей железной ладони худенький Дашин локоток.

— Пусти! — барахталась Даша, не выпуская из рук узла и стараясь не свалиться с лошади.

И вдруг позади Даши раздался свист, и гиканье, и крики:

— С дороги, с дороги! Гей, сворачивай! Оглох ты, обозное дышло?

И огромный казак, в плечах косая сажень, вытянул нагайкой лошадей в повозке, а заодно и ездового.

Лошади рванули, и ездовой дернулся в седле. Он выпустил Дашин локоть и стал сворачивать с дороги. Из головы у него сразу вылетел похожий на девушку матрос вместе с теткой из Балаклавы…

— Но! Но-о! — кричал он, немилосердно стегая лошадей своих.

Он с ужасом увидел, как вслед за казаком появились еще казаки, и все огромные, и у всех нагайки. И все они кричали:

— Дорогу, дорогу! Тебе говорят, обозный куль? Сворачивай с дороги!

Мигом перемахнул ездовой со своей повозкой через придорожную канаву. И когда опомнился, то разглядел на дороге коляску, обитую красным бархатом, и в коляске — старого-престарого генерала. А далеко впереди скакал степью на своей неоседланной лошаденке матросик с узлом, похожий на девку. Ездовой погрозил ему вслед кнутовищем, сплюнул и стал опять выбираться на дорогу.

— Дёмка… — ворчал он, поправляя на лошадях спутавшиеся постромки. — Посмотрел бы я, какой ты Дёмка! Попадись ты мне!

Но Даша постаралась больше не попадаться чересчур любопытному ездовому из обоза. Она ускакала далеко вперед, обогнала весь обоз и остановилась на минуту у ручья передохнуть. И мимо нее промчалась открытая коляска с генералом, из-за которого загорелся на дороге весь этот сыр-бор. Даша узнала в старом генерале — светлейшего князя Меншикова, командующего Крымской армией. Он сидел теперь в коляске прямо, точно аршин проглотил. И губы его и усы были брезгливо опущены книзу.

Даша подождала, пока проедет командующий с его конвоем из казаков и гусар. И когда по ту сторону ручья замерли наконец грохот, гиканье и свист, Даша снова выехала на дорогу.

Наступила ночь… Даша очень устала, и лошадка ее, притомившись, еле-еле брела. Девушка поглаживала ее по шерсти, ободряла ласковыми словечками, называла то соловушкой, то котеночком… Но лошадка наконец и вовсе стала и дальше — ни с места.

Дорога проходила теперь долиной с зарослями боярышника и дубовыми рощицами, с садами и виноградниками. Немного в стороне от дороги высился за каменной оградой двухэтажный дом, в темноте смутно белели выкрашенные известкой службы… И тихо было за оградой: ни человеческих голосов, ни собачьего лая…

«Попроситься разве? — подумала Даша. — Ночью-то, может, не разберут, хлопец я или дивчина. Высплюсь где-нибудь под крышей, хоть в шалаше у сторожа».

Решив так, она слезла с лошади и повела ее за повод к воротам.

Ворота были на запоре, но калитка — настежь. Даша провела свою лошадку на пустой двор к конюшне.

Там пахло свежим конским навозом в стойлах, сеном, которого полно было за деревянными решетками, и овсом, доверху засыпанным в корыта. Но лошади не было ни одной. Даша привязала «соловушку» своего к решетке, и тот стал весело дергать головою и топать копытом, поминутно погружая морду в рассыпчатый крупнозернистый овес. Оставив в конюшне свой узел, Даша пошла к дому.

Она поднялась на крыльцо, вошла в сени, и никто ее не остановил. Потом она потянула к себе дверь, за которой шли комнаты, и дверь бесшумно отворилась. Узкий серп месяца и большие звезды заглядывали в окна, и в комнатах темно не было. Даша прошла одну комнату и другую и вдруг обмерла от ужаса. Из-под кровати высунулась мохнатая морда с оскаленными зубами. Круглые, как пуговицы, глаза огромного зверя глядели прямо на Дашу.