Зиновий Давыдов - Корабельная слободка

— Лейтенант Стеценко! — кричит ему Корнилов над самым ухом.

Стеценко пытается все объяснить адмиралу, извиниться перед ним… Но у Стеценки даже губы не шевелятся.

— Стеценко! — явственно раздается опять в ушах у лейтенанта, и кто-то трогает его за ногу. — Вася!.. Василий Александрович!..

Стеценко открывает глаза и с изумлением видит себя верхом на лошади, на берегу мутной речки, у солдатского костра. И дальше по всему холмистому берегу — костры, в котлах бурлит каша, попыхивая пузырями… Стеценко слышит русскую речь и узнает телеграфную вышку на горе.

«Это Альма, речка Альма», — мелькает в голове у него.

И, закрыв глаза, он валится с лошади на широкую грудь гусарского ротмистра Подкопаева, с которым познакомился в прошлом году в Симферополе, в гостинице «Золотой якорь».

— Вот те и на! — только и молвил ротмистр Подкопаев, принимая в свои объятия лейтенанта Стеценку.

Но тут и казаки из отряда Стеценки спешились. Бережно подняли они своего начальника на казачьей бурке и отнесли под плакучую иву, росшую неподалеку. Ротмистр Подкопаев опустился на колени и влил Стеценке в рот глоток рому из дорожного стаканчика. Стеценко проглотил, кашлянул, открыл глаза и вскочил на ноги.

Случалось, перепадали дожди, но никаких признаков осени в Крыму еще не было. Так же, как и в разгаре лета, нежилась под горячим солнцем морская волна, и так же пахло на дорогах сухим деревом и нагретой пылью.

Дедушка Перепетуй, отдохнув после обеда, сидел у себя в саду под шелковицей, и на столе перед ним лежала новая тетрадь. В отличие от прежней, синей с белыми крапинками, безвозвратно пропавшей, новая тетрадь была переплетена в картон зеленого цвета.

Даша уже управилась по дому и зашла к дедушке в сад попрощаться.

— Дедушка, — сказала она, почему-то краснея и глядя в сторону, — нужда мне сходить в Балаклаву к тетке.

— В Балаклаву? — удивился дедушка. — К тетке? Какая же у тебя в Балаклаве тетка?

Даша покраснела еще пуще и дедушке на вопрос не ответила, а только сказала, потупясь:

— Не жди меня, дедушка, завтра… и послезавтра тоже не жди.

Даша низко поклонилась дедушке и, неслышно ступая босыми ногами, вышла на улицу. Дедушка пожимал и пожимал плечами, открывал и закрывал табакерку, а потом и сам поплелся к калитке. Но Даша за это время ушла далеко, дедушка едва различал ее. Она мелькнула раз-другой в конце улицы и совсем пропала, спустившись к себе в Кривую балку.

Лачужка Дашина, доставшаяся ей после отца, стояла неогороженной. Крученый барвинок, взобравшись на завалинку, полз к окошку. К задней стене лачужки притулился сарайчик. В сарайчике что-то скреблось, ерзало, топало.

Девушка юркнула в дверь своей лачужки и очутилась в темной кухоньке. Через пять минут из лачужки вышел совсем юный матросик, в куртке, в парусиновых штанах и в башмаках из парусины и в старой помятой бескозырке. Матросик был похож на Дашу, как одна капля воды похожа на другую. Да это и была сама Даша! В руках у нее был небольшой узел.

Даша заперла дверь на замочек, а ключ положила под порог. С узлом своим она отправилась в сарай и тотчас снова показалась на улице, верхом на неоседланной татарской лошаденке, которая видом и ростом скорее напоминала овцу, чем лошадь. И верхом на этой «овце», придерживая рукой узел, Даша стала подниматься по дороге из Кривой балки. Но вместо того чтобы повернуть налево, на Балаклаву, Даша свернула направо, и лошадка ее стала резво перебирать ногами по плотине, по которой проходила дорога на север.

На плотине Даше попалась Кудряшова, дедушкина соседка, которая на веревке тащила домой свою козу. Кудряшова чуть веревки из рук не выпустила: до того похож показался ей повстречавшийся матросик на Дашу Александрову. Но Даша, глазом не моргнув, проехала мимо.

За плотиной дорога оказалась забитой людьми и повозками. Это двигались войска на север, навстречу неприятелю. Высадившись в четырех верстах от Евпатории, он уже попирал ногами русскую землю. И его нужно было сбросить обратно в море. От дедушки Перепетуя Даша знала, что бой, верно, будет жестокий и кровопролитный.

За речкой Бельбеком Даша нагнала пехотный полк, который шел с музыкой и уложенным в чехол знаменем. Объехав полем, Даша пристала к длинному обозу с зелеными зарядными ящиками.

— Эй, матрос, чего сухопутьем прешь? — крикнул Даше ездовой солдат из обоза. — Али корабль на мель стал?

— Может, и так, — ответила неопределенно Даша. — И, вовсе забыв, что Балаклава совсем в другой стороне, брякнула: — В Балаклаву мне, к тетке… Вот и еду…