Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Они шли по дороге, которую Жоан хорошо знал. На улице Монкада, когда раб обернулся в очередной раз, он увидел, что монах стоит как вкопанный перед воротами бывшего особняка Арнау.

— Иди заплати сам, — сказал Жоан, пытаясь освободиться от назойливого внимания юноши. — Я должен получить другой долг, — пробормотал он себе под нос.

Пере, старый слуга, проводил его к Элионор.

Переступив порог дома, Жоан почувствовал себя увереннее, и голос его набирал прежнюю силу, по мере того как он поднимался по каменной лестнице. Пере, сопровождавший доминиканца, не скрывал своего удивления.

Увидев Элионор, Жоан отпустил слугу и, прежде чем женщина успела что-нибудь сказать, громко заявил:

— Я знаю, что ты согрешила!

Баронесса, ничуть не смутившись, с надменностью посмотрела на него:

— Что за глупости ты говоришь, монах?

— Я знаю, что ты согрешила, — повторил Жоан.

Элионор рассмеялась монаху в лицо и повернулась к нему спиной.

Взгляд Жоана скользнул по ее платью из дорогого бархата.

Мар страдала. Он страдал.

И Арнау…

Он, должно быть, страдал больше всех!

Элионор продолжала смеяться, не поворачиваясь к монаху.

— Кем ты себя возомнил? — язвительно спросила она.

— Я — инквизитор, — ответил Жоан. — И в твоем случае мне не нужно никакого признания.

Элионор молча повернулась, удивленная холодным тоном Жоана, и увидела в его руках лампу с маслом.

— Что?..

Не дав баронессе договорить, он бросил в нее лампу. Масло впиталось в ее роскошное платье, и оно сразу же загорелось!

Элионор завопила от страха и боли. За считаные секунды она превратилась в пылающий факел…

Старый Пере, поспешивший на помощь своей госпоже, стал звать остальных рабов. Жоан увидел, как тот срывает гобелен, чтобы набросить его на Элионор. Монах отбросил раба, но в дверях уже толпились другие слуги, таращившиеся на охваченную огнем баронессу.

Кто-то завопил, чтобы принесли воды.

Жоан посмотрел на Элионор: та упала на колени, пытаясь сбить пламя.

— Прости меня, Господи, — пробормотал он и схватил другую лампу.

Затем подошел к баронессе. Подол его одежды загорелся.

— Покайся! — крикнул он, прежде чем пламя охватило его самого.

Он бросил лампу в Элионор и опустился на колени рядом с ней. Ковер, на котором они стояли, вспыхнул в одно мгновение! Загорелись и некоторые предметы мебели.

Когда рабы принесли воду, они ограничились тем, что плескали ее, стоя в дверях, не заходя в комнату. А потом сами бросились прочь, прикрывая лица, спасаясь от густого дыма.

15 августа 1384 года

Празднование Успения Святой Девы

Церковь Святой Марии у Моря, Барселона

Прошло шестнадцать лет.

Стоя на площади Святой Марии, Арнау поднял глаза к небу.

Звон церковных колоколов наполнял всю Барселону. Слушая эту необыкновенную музыку, он чувствовал, как по его телу бегают мурашки. Арнау видел, как поднимали все четыре колокола; он даже хотел подойти и потянуть канаты вместе с молодыми, чтобы поднять их на самый верх храма, но его дружески отстранили — рабочих рук хватало.

Теперь они украшали его церковь: Ла-Ассумпта, самый большой колокол, весил восемьсот семьдесят пять килограммов; Ла-Конвентуаль, средний, — шестьсот пятьдесят; Ла-Андреа — двести; Ла-Ведада, самый маленький, — сто килограммов.

В тот день открывали церковь Святой Марии, его церковь, и колокола, казалось, звонили по-особенному, не так, как всегда…

Или, может быть, он их слышал по-своему?

Арнау посмотрел на восьмигранные башни, обрамлявшие главный фасад с двух сторон: высокие, стройные и легкие, состоящие из трех частей, каждая из которых становилась тем тоньше, чем выше она устремлялась к небу. Благодаря стрельчатым окнам они были открыты всем четырем ветрам и, окруженные балюстрадами на каждом уровне, заканчивались горизонтальными террасами.

Во время строительства церкви Арнау не раз говорили, что башни будут простыми, без шпилей и капителей, естественными, как море, чью покровительницу они защищали, — и вместе с тем величественными и волшебными, как море, — вот что теперь видел Арнау.

Люди, нарядные, взволнованные, собирались в церкви; другие, как Арнау, оставались снаружи, созерцая ее красоту и слушая музыку колоколов. Правой рукой Арнау прижал к себе Мар, а слева стоял, разделяя радость отца, тринадцатилетний мальчик с родинкой над правым глазом.

Под звон колоколов в сопровождении своей семьи Арнау вошел в церковь Святой Марии у Моря.