Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Они не стали входить внутрь.

Все трое узнали мебель и домашнее имущество, которое солдаты инквизиции грузили на телегу, стоявшую у дверей: длинный стол, который с трудом поместился на телеге, и поэтому его привязали веревками, красную шелковую скатерть, ножницы для уничтожения фальшивых монет, счеты, сундуки…

Появление человека в черном, занятого описью имущества, отвлекло внимание Арнау. Монах-доминиканец бросил перо и молча уставился на него. Люди тоже примолкли, пока Арнау пытался узнать эти глаза.

И он их вспомнил: пронизывающий взгляд монаха, сидевшего во время допросов рядом с епископом.

— Стервятники, — процедил Арнау сквозь зубы.

Это было его имущество, его прошлое, его радость и огорчения… У него и в мыслях не было, что когда-нибудь он увидит ограбление собственного дома!

Арнау никогда не придавал особого значения вещам, окружавшим его, но теперь осознал, что среди них прошла вся его жизнь.

Мар почувствовала, как от волнения рука Арнау стала влажной.

Кто-то, стоящий за спиной монаха, шикнул на него; солдаты сразу же побросали вещи и обнажили мечи. Еще трое солдат вышли из дома, тоже с оружием в руках.

— Они не допустят еще одного унижения от народа Барселоны, — тихо сказал Гильем, уводя за собой Арнау и Мар.

Солдаты выстроились перед кучкой любопытных, и те мгновенно разбежались в разные стороны.

Арнау позволил Гильему себя увести, но еще долго оглядывался, не в силах оторвать взгляд от нагруженной телеги.

Поспешно обогнув церковь Святой Марии, они добрались до площади Борн, а оттуда явились в свой новый дом.

Новость о возвращении Арнау облетела весь город.

Первыми явились миссаджи из консульства. Офицер не осмелился посмотреть Арнау в лицо. Обратившись к нему, он все же употребил его прежний титул «досточтимый», хотя должен был вручить письмо, в котором Совет Ста освобождал Арнау от этих обязанностей.

Прочитав письмо, Арнау подал офицеру руку, и тот наконец поднял глаза.

— Для меня было честью работать с вами, — сказал он.

— Это для меня была честь, — ответил Арнау.

— Они не любят бедных, — заметил он, обращаясь к Гильему и Мар, когда офицер и солдаты покинули их дом.

— Вот об этом нам и нужно поговорить, — напомнил Гильем.

Но Арнау покачал головой.

— Пока нет, — твердо произнес он.

В новом доме Арнау навещали многие люди.

Некоторых, как, например, старшину общины бастайшей, Арнау принимал лично; другие, менее значительные особы ограничивались тем, что передавали свои наилучшие пожелания через слуг, которые их встречали.

На второй день явился Жоан.

Как только монах узнал о возвращении Арнау в Барселону, он не переставал думать о том, что могла рассказать Мар его брату. Когда неопределенность стала невыносимой, Жоан решил отбросить все сомнения и страхи и пойти к Арнау.

Арнау и Гильем поднялись, когда Жоан вошел в столовую. Мар продолжала сидеть за столом.

«Ты сжег труп твоего отца!» Обвинение Николау Эймерика снова зазвучало в ушах Арнау, как только он увидел Жоана.

Усилием воли он заставил себя не думать об этом.

В дверях столовой Жоан что-то пробормотал и, опустив голову, сделал несколько шагов навстречу Арнау.

Тот прищурился.

Неужели его брат-монах пришел извиняться?

— Как ты мог это сделать? — вырвалось у него, когда Жоан подошел к нему.

Жоан перевел взгляд на Мар: разве он не достаточно страдал? Вероятно, эта женщина все рассказала Арнау…

Однако Мар, похоже, сама была удивлена столь холодному приему со стороны Арнау.

— Зачем ты пришел? — спросил его Арнау.

Жоан в отчаянии стал искать причину.

— Мне нечем заплатить трактирщику, — услышал он собственный голос.

Арнау махнул рукой и отвернулся. Гильем позвал одного из слуг и, дав ему кошелек, приказал:

— Пойди с монахом и рассчитайся.

Жоан искал поддержки у мавра, но тот даже не посмотрел на него и поспешил скрыться за дверью.

— Что между вами произошло? — спросила Мар, как только Жоан покинул столовую.

Арнау молчал.

Должны ли они знать это? Как рассказать Мар и Гильему, что он сжег труп своего отца и что брат донес на него инквизиции?

Жоан был единственный, кто знал об этом.

— Забудем прошлое, — помедлив, ответил он, — по крайней мере то, что сможем забыть.

Мар немного помолчала, а потом кивнула, соглашаясь.

Жоан вышел из дома и последовал за рабом Гильема. По пути молодому рабу приходилось то и дело останавливаться: монах внезапно замирал на месте и смотрел перед собой потерянным взглядом…