Всеволод Соловьев - Волхвы. Дилогия

Тайный суд над Калиостро тянулся полтора года, и во всё это время несчастного подвергали самым ужасным и разнообразным пыткам, на какие только оказалось способным воображение католических монахов. Он всё вынес, ни разу не ослабел духом, не выдал себя ни одним словом и только смертельно бледнел каждый раз, когда на допросе ему читали показания Лоренцы, подписанные ею. В показаниях этих была смесь правды с ложью — обезумевшая от страха Лоренца наговорила на своего недавнего властелина всё, что ей подсказывали инквизиторы.

Суд кончен. Двери душной темницы, пропустив истерзанного Калиостро, запёрлись за ним навсегда. Два года прожил он в тюрьме — и его тюремщики никогда не слыхали его жалоб, не видели признаков его отчаяния. Могучий организм узника вынес все — пытки, тоску, любовь и ненависть к Лоренце, все лишения тела и духа. В это время Калиостро ещё лучше, чем когда-либо, доказал, какие великие силы вложила в него природа, как далеко он мог бы пойти, как высоко мог бы подняться, если бы с юности не избрал себе ложную дорогу.

Но что же делал он в эти бесконечные дни, в эти бесконечные ночи? У него не было ни книг, ни бумаги, ничего для умственной работы, а между тем он только и жил теперь ею. Он производил её без всяких внешних орудий, с помощью одной своей памяти. Шаг за шагом проверял он в уме все свои знания и шёл дальше. Это была необычайно трудная работа, однако она давала ему возможность убивать время. Он старался читать дальнейшую судьбу свою, мысленно делая различные астрологические вычисления.

На сырых плитах пола своей темницы с помощью соломы он устраивал свой гороскоп — и вот, мало-помалу к нему явилась уверенность в том, что он не умрёт в этой тюрьме, что для него настанет освобождение. Кто-то придёт и спасёт его. Его ещё ожидает великое торжество, новые блестящие успехи. Луч надежды закрался в его душу. Надежда росла, росла — он считал минуты, часы, дни и ждал своего освобождения.

Но прошли два ужасных года, а освобождения все нет. Вокруг него всё тот же мрак, те же сырые каменные стены, тот же молчаливый, подозрительный тюремщик, по два раза в день приносящий ему скудную пищу.

Единственным разнообразием в его жизни были те редкие случаи, когда три-четыре раза в год приходили к нему тюремщики, налагали ему на ноги и на руки оковы, выводили из подвала и вели в капеллу, находившуюся тут же, недалеко, в конце длинного тёмного коридора. Здесь он присутствовал при божественной службе, здесь он видел нескольких монахов и выбирал себе из них духовника. В числе этих монахов был один, по имени брат Иннокентий, который поразил его некоторым сходством с ним, Калиостро. У этого монаха была такая же точно фигура, как у него, тот же самый рост, в общем, даже лицо было несколько похоже.

В последнее время, совсем незаметно для самого Калиостро, стал в уме его созревать ужасный, отчаянный план. Он видел, что освобождение не приходит извне, никто не является спасти его. А между тем оставаться долее в тюрьме он уже не мог. Силы его слабели. Он чувствовал, как жизнь мало-помалу уходит из его тела, его ноги трясутся, голова то и дело кружится. Ещё несколько месяцев этой невыносимой жизни — и он умрёт…

Но ведь гороскоп, все тайны которого он постиг, не может обмануть его. Его ждёт спасение, и торжество, и успехи. Он ещё изумит мир своими знаниями, своими чудесами. Он ещё много пользы принесёт человечеству и восторжествует над всеми своими врагами. Ему предстоит только один шаг, тяжёлый, трудный шаг… Но ради всей будущности надо решиться! Он решился…

И вот он, как зверь, мечется по своей тесной тюрьме, отгоняя от себя последние сомнения, последние колебания… Пришло время, когда тюремщик приносит ему пищу. Калиостро лёг на своё соломенное ложе и стал жадно прислушиваться. За железной дверью в коридоре слышны шаги. Дверные засовы скрипят… Перед ним тюремщик. Калиостро стонет.

— Что с тобой? — грубо и равнодушно спрашивает тюремщик, ставя на пол посуду с пищей.

— Я болен… умираю… — слабым голосом произносит Калиостро.

— Давно пора! — замечает тюремщик.

— Но ведь… не могу же я так умереть!.. Без покаяния, без исповеди… позови скорей духовника…

— Какого же духовника тебе надо?

— Брата Иннокентия…

— Ну, это я могу, — решает тюремщик, — кстати, брат Иннокентий будет сегодня вечером, наверно, в капелле… так я и приведу его.

— Ах, только бы дожить мне до вечера!

— Доживёшь, ещё и до завтра доживёшь, — ворчит тюремщик, уходя и запирая за собою дверь.