Абрам Каган - Преступление и совесть

Монолог Чеберяк поразил Бразуля своей жестокостью, прозвучал как эхо из далеких джунглей. Ему казалось, что сюда, в этот прекрасный южный город, каким-то образом попало дикое существо, жаждущее растоптать все достижения человеческого ума и красоты человеческой.

— О чем вы, Степан Иванович, так долго раздумываете? — услышал он несколько охрипший голос Чеберяк. — Раздумываете, и ничего-то вы придумать не можете.

— Мне непонятно, чего вы хотите от меня?

— Чтобы вы передали вашему кагалу все, о чем я говорила. Уверена, что они ухватятся за мое предложение. Но помните: без сорока тысяч ко мне и не подходите. А если…

— Что «если», Вера Владимировна? — нетерпеливо спросил Бразуль.

— Если опоздаете с ответом, пеняйте на себя.

— Но за что, собственно, вы хотите сорок тысяч?

— О большей сумме я еще не думала, — последовал наглый ответ.

Не лучше ли было бросить в лицо этой женщине слова оскорбления и уйти, чтобы больше с нею не встречаться! Но у Бразуля мелькнула мысль, что это он всегда успеет сделать, а пока, если он хочет чего-нибудь добиться, должен действовать осторожно, вести себя осмотрительно и спокойно.

— Ну ладно, Вера Владимировна, я приду с ответом, — подумав, сказал он.

— Когда?

— Через три дня.

— Смотрите, не позже…

Лишь очутившись на улице, Бразуль осознал, чего хотела от него Вера Чеберяк: она берет на себя вину за содеянное убийство и хочет сорок тысяч как бы в уплату за свои переживания, когда она официально признает себя виновной.

Наутро журналист по телефону связался с Марголиным. Ему нужно повидаться с ним по важному делу, сказал он.

— Приходите немедленно.

Бразуль пришел в крайне возбужденном состоянии. Марголин сразу учуял, что произошло нечто важное.

— Что вы можете сообщить мне? — спросил он.

Журналист обстоятельно, во всех деталях, передал ему разговор с Верой Чеберяк.

Марголин задумался.

— Знаете что, любезный Бразуль… — сказал он после недолгого раздумья, — я считаю нужным посоветоваться с Грузенбергом. Он вот-вот должен приехать в Киев. Возможно, он выступит защитником Бейлиса.

— А вы? — спросил Бразуль, не сводя глаз с адвоката.

— Я? Я тоже. Но Грузенберг… Вы же сами понимаете, что для нас означает Грузенберг.

— Какой же ответ ей дать?

— Пока воздержитесь.

— О, не дать ей ответа… Мне, Арнольд Давидович, предстоит еще не одна встреча, я вынужден поддерживать с нею хорошие отношения.

— Ну понятно. Держите с ней связь, но будьте осторожны. Не забывайте, что она способна на провокацию.

— Этого я не забываю, я всегда с ней начеку.

Ушел от Марголина взволнованный и обеспокоенный Бразуль. Обидно, что он оказался столь неосмотрительным… Ведь ясно, что вся эта затея не ее ума дело…

А Вера Чеберяк между тем и не собиралась ждать никакого ответа. Она дала знать Чаплинскому, что хочет повидаться с ним, и тот же связист сразу провел ее к прокурору.

С каким вниманием и готовностью встретил прокурор свою подопечную!

— Садитесь, госпожа Чеберяк, и рассказывайте. Прежде всего, как поживаете? Как самочувствие? Здоровы ли ваша дочурка и муж Василий…

Чаплинский запнулся, он не запомнил отчества ее мужа.

— Не беспокойтесь о нем, ваше превосходительство. Он у меня не больно удачливый.

— Он вас обижает, Вера Владимировна?

— Не то что обижает, я не из тех, кто позволит обидеть себя или разрешит сесть на голову. Но он… Да не стоит говорить, пожалуй… — Женщина достала надушенный шелковый платочек и поднесла его к губам.

— Не волнуйтесь, Вера Владимировна.

— Да как же не волноваться, ваше превосходительство, если следят за мной на каждом шагу, прямо-таки жить не дают.

— Снова газетчик? Этот, как его, ну, из «Киевской мысли» — Брузколь-Бразульский?

— Бразуль-Брушковский, — поправила его Вера. — А откуда вам известно о нем, ваше превосходительство?

— Не думайте, что мы ничего не знаем. Мы интересуемся вами больше, чем вы можете предполагать. Священник Синкевич нам все рассказывает. Я был бы невнимательным человеком и небдительным рыцарем его императорского величества, если б не знал того, что надлежит знать. Рассказывайте, что он хочет от вас.

— Ах, ваше превосходительство, он такой наглый, ей-богу!

— Наглый? Кто?

— Бразуль. Он дал мне денег, поехал со мною в Харьков, а там свел меня с каким-то лысым господином, представившимся членом Государственной думы. И как только тот остался со мной наедине, встал на колени…