Абрам Каган - Преступление и совесть

На середину помоста выдвинули кованый ящик, до сих пор стоявший под прикрытием недалеко от присяжных заседателей. В ящике хранились вещественные доказательства. В руках председателя появились пожелтевшие фотографии.

Петр Костенко и Тимка Вайс сидели в зале рядом, а Настя Шишова впереди них. Любопытствующая публика тянулась вперед, кое-кто вставал со своих мест, чтобы разглядеть фотографии. Тут послышались недовольные голоса:

— Садитесь, садитесь, вы нам мешаете.

Пристав держал перед глазами свидетельницы фотографии:

— Вот этот — Латышев, или, как его называли, Рыжий Ванька, — послышался голос Дьяконовой. Ее узкое раскрасневшееся лицо даже не дрогнуло. Глаза ее впились в другую фотографию: — А это — Сингаевский, родной брат Веры Чеберяк. А этот — Рудзинский. Этих троих я видела в тот страшный день в доме Веры Чеберяк.

Казалось, будто воздух в зале суда накалился.

Костенко пробормотал:

— Ты слышишь, Тимка?

Тимка кивнул: он слышит и понимает, что здесь происходит.

Опознанием фотографий подлинных убийц Ющинского заседание суда не закончилось. Из ящика достали кусок наволочки, которую нашли рядом с мертвым телом Ющинского. Эта наволочка стала теперь объектом многих разговоров и толков на суде.

Наволочка переходила из рук в руки и скрупулезно рассматривалась прокурорами и адвокатами, судьями и присяжными заседателями. Присяжные заседатели ощупывали каждый сантиметр — искали следы крови Ющинского.

Послышался голос председателя:

— Вы, свидетельница Дьяконова, видели, из какого материала наволочки у Чеберяк?

— Видела.

— Что это был за материал?

— Мадаполам.

— А вышивку на наволочках видели?

— Видела.

— А других не видели?

— Больше с вышивкой не было.

— А каким цветом была сделана вышивка?

— Черным с красным.

На куске наволочки, который подали Дьяконовой, как раз была такая вышивка, и она узнала ее.

Тишина в зале стала тягостной, невыносимой. Тимка Вайс достал из кармана пачку папирос, вынул одну, зажал зубами. Другой рукой он потормошил сидящего рядом Костенко:

— Что здесь делается, Петро?

— Спокойно, Тимка, во всем разберутся… Спокойно!

— Смотри, Бейлис встал с места.

За деревянной перегородкой на цыпочках стоял Бейлис. Дрожащими руками он упирался в перила, чтобы лучше видеть и слышать, тянулся вперед.

— Ах, ах! — раздавалось с разных концов зала. Люди были просто ошеломлены показаниями свидетельницы.

— Выходит, этой наволочкой заткнули рот несчастному мальчику? — спросил Карабчевский.

— Этой, — ответила свидетельница.

Зал покачнулся в глазах у Бейлиса…

Возбужденный Тимка Вайс уже представлял себе, как Виппер, Замысловский и Шмаков закрывают лица руками от стыда. А подле примостился всполошенный петушок — Дурасевич, который поглаживает встрепанные волосы, и по лицу его стекает пот…

Но тут из кованого сундука вытащили продырявленный у края кусок бумаги, которую тоже нашли в пещере возле трупа Андрея Ющинского. Бумагу, наверно, потеряли те, кто втаскивал труп в пещеру. А возможно, бумага просто прилипла к подошвам кого-нибудь из убийц… Подали ее Дьяконовой.

Дьяконова взяла бумагу в руки, подняла к глазам и сказала:

— Да, это точно такая же бумага, на какой мы писали, когда играли в летучую почту у Веры Чеберяк.

Свидетельница рассказала, что еще до убийства Ющинского она приходила к Вере Чеберяк, в доме которой заставала Латышева, Рудзинского, Сингаевского, Мандзелевского и других. Они представлялись студентами, врачами, фельдшерами или чиновниками разных ведомств.

Бумажка пошла по рукам и вернулась обратно к приставу, тот осторожно положил ее среди других немых свидетелей в углу сундука. Затем пристав достал из сундука пару мальчиковых ботинок и показал свидетельнице.

Екатерина Дьяконова рассказала, что когда-то видела эти ботинки на Андрее Ющинском, а после убийства — на ногах девочки Веры Чеберяк. Когда свидетельница Дьяконова как-то при встрече с Верой Чеберяк спросила, не Андрюшины ли это ботинки, Чеберяк побелела как мел и дрожащими губами пролепетала: «Ты с ума спятила, хочешь потопить меня и себя?»

На тут же проведенной очной ставке Чеберяк всячески отнекивалась, говорила, что ботинки принадлежали ее сыну Жене.

Председатель спросил у свидетельницы:

— Откуда вам известно, что ботинки эти Андрюши Ющинского, а не Жени Чеберяка?

— У Жени ботинки были на пуговицах, а у Андрюши — не резинке.