Ибн Хафиз чем-то посыпал пораненное место, перевязал белой тряпицей. Весь первый этаж хором был занят ранеными. Одни в забытьи беспокойно стонали, другие, сидя прямо на полу, с завязанными по плечо руками, с перевязанным туловищем, перешучивались с Убайдом. К старому Ибн Хафизу они относились с молчаливым почтением. Врачевателям помогала княгиня Евпраксия.
Не успел Довмонт выйти из хором, как его позвали на башню.
К наплавному мосту несли на носилках окружённого плотной охраной магистра. Значит, он не убит, лишь ранен. Следом перенесли и шатёр. Теперь снова, как в первые дни, шатёр стоял посреди Завеличья. Но, и это особенно всех возрадовало, отряды рыцарей тоже один за другим стали уходить за реку.
— А не конец ли осаде? — счастливо спросил воевода Давид Якунович.
— Поглядим, что завтра нам скажет. — Князю так хотелось тоже счастливо улыбаться, но, пока войско рыцарей стояло за рекой, не рано ли было радоваться победе?
Но сказало даже не завтра, а ночь. Среди ночи Довмонта внезапно позвали на башню.
В центре вражьего войска происходила какая-то замятия, смута. Словно одно войско дралось с другим.
— Делаем вылазку! — приказал Довмонт. Хотя новгородцами те, что дрались в центре лагеря, быть не могли, но выйти им на подмогу полезно. Только бы не было это вражеской хитростью.
— Далеко от ворот не отходим!
Довмонт с дружинниками налетел на тех, что были поблизости. Те, обороняясь, стали пятиться, потом расступились.
И вдруг через них навстречу Довмонту бросились парни в рваных рубахах, босые, в синяках, израненные!
— Да вы никак из полона! — поразился князь. Но ещё больше он удивился, когда увидел того, кто пленённых привёл: — Лубок! Ты живой! Отец твой чуть панихиду не отстоял по тебе!
Когда беглые из полона зашли в крепость, воины Довмонта приготовились, как обычно, отступать, обороняя ворота, но на них никто не стал наседать. Отбили вылазку и тем уже рады, что живы.
Сразу, едва вошли в крепость, подняли посадника. Он встал, моргая покрасневшими глазами и не понимая, зачем его, едва только прилёгшего, растолкали. Тогда поставили перед ним Лубка.
Знаешь, князь, что я подумал, — сказал он утром Довмонту, — другого такого подарка мне не было и уж не будет!
Весь день рыцарское воинство переходило по мокрым, скользким брёвнам наплавного моста на другой берег. К счастью, пошёл дождь, он сохранил дома посада от огня. Иначе могли бы пожечь.
Некоторые из посадских даже запросили князя выпустить их за ворота, чтобы посмотреть, что осталось во дворах.
— Выпусти их, князь, что им теперь тут, а там — всё имущество.
Только недолго гуляли посадские. Скоро вернулись, потерянные.
— Всё унесли с собой Божии дворяне. Лапти были — и те унесли. И горшки, и упряжь конскую.
Да это было видно и по тому, сколь нагруженным воинство переходило по мосту.
— И скотинки никакой не оставили. Одни только косточки по двору валяются.
Вечером воинство по-прежнему стояло на том берегу, — возможно, ждало слова магистра.
На ночь, как и прежде, Довмонт поставил дозорных. Как знать, а вдруг всё это хитрость, чтобы захватить врасплох.
Но утром, вскоре после рассвета, разглядели вдали ещё одно войско.
— Новгородцы идут! — уверенно сказал посадник, даже не став ждать их приближения, чтоб разглядеть точно. — Больше, кроме них, некому. Уж и не знаю, то ли кланяться им, то ли горькими клясть словами.
Это и в самом деле были новгородцы с князем Юрием Андреевичем. Они встали лагерем неподалёку от рыцарей.
Рыцари, увидев новую силу, запросили мира. Два трубача, сидя верхом, протрубили на своём берегу реки, а потом перешли через Великую по наплавному мосту. С ними был третий всадник — сухопарый и длинный, с седеющей узкой бородкой.
Перейдя мост, они выстроились в ряд, так что сухопарый оказался посредине, и трубачи снова протрубили отбой.
— Поезжай, Давид Якунович, спроси, что им надобно, — предложил князь.
Воевода вместе с Василием и пожилым ратником выехали из крепости. Коротко переговорив, они повернули лошадей. Рыцари же остались ждать.
— То маркграф Фридрих фон Зальцбург, — сообщил воевода, вернувшись. — Мира хотят. Магистр Отто тяжело заболел, и фон Зальцбург готов подписать с нами мир.
— Знаем его болезни, — посадник повернулся к Довмонту, — сразу захотелось им мира.
— Пусть говорят и с Новгородом, — предложил Довмонт, — ежели Новгород примет их мир, примем и мы. — Князь вопросительно посмотрел на посадника и воеводу: — Так?
Читать дальше