Валерий Воскобойников - Довмонтов меч

Отец удивился тому, что на месте привычной выемки посредине клинка шла небольшая выпуклая грань.

— Не тяжёл ли от этого станет? В сечи рука не должна уставать.

— Меч лёгкий, а рубить будет всё — хоть доспех, хоть пух, — горделиво объяснял тутошний коваль.

Он и перед вдовами тоже начал гордиться:

— Князь дал мне парса, горного человека, тоже коваля, поучили мы друг дружку помалу — что он знает, что я, так я теперь и королю меч выкую.

Он и язык дарёного коваля стал понимать, уже не жаловался, что не разбирает его молитв-заговоров, они складно пропевали их вместе. Но и своему языку научил нездешнего человека.

Ночью, когда все спали, Довмонт тихо вышел из своих палат, молча кивнул стражникам, показав, что за ним следовать не надо, и пошёл в кузню. Там в темноте он застал дарёного коваля. Склонившись над мечом, тот пел ему свою молитву-заговор, тихо и протяжно. Увидев Довмонта, он обрадовался, они вместе вышли под высокое, в ярких звёздах, небо, коваль передал меч в ножнах Довмонту, показал, что нужно вынуть его и размахивать, изображая сечу. Довмонт вынул, ощутил уют и тепло рукояти и стал со свистом, резко рубить воздух, а дарёный коваль пропел ещё одну свою песнь, глядя то на узкий острый месяц, то на нового владельца меча.

Наутро оба коваля доставили меч отцу. Отец вынул его из ножен, положил серединой на затылок, оба же конца пригнул к ушам. Это было самое страшное испытание для клинка. Редкий из них выдерживал такой перегиб. Но меч с мелодичным звоном выпрямился. Потом отец несколько раз щёлкал по нему пальцем — меч отзывался прозрачным звуком. Потом он подбросил клок шерсти и рубанул его в воздухе, разрезав шерсть пополам. Меч был обоюдоострый, червлёный, а внутри металла, переплетаясь, складывались узоры в очертание человеческой фигуры.

Наконец принесли помятый доспех, отец рубанул и его, оставив новую вмятину. Потом тутошний коваль сбегал за обычным мечом, отец одним ударом перерубил его, на новом же не было ни зазубрины.

— Знатная работа, — похвалил отец, — сегодня отдыхайте, празднуйте, а с утра, — он повернулся к дарёному ковалю, — ты свободен, как я обещал. Дам тебе лошадь, еды, денег в дорогу, поезжай в свои края.

Только дарёный коваль не обрадовался: он заморгал, ухватился за руку тутошнего и сказал несколько слов на своём языке.

— Говорит, идти ему некуда. Просит не гнать его. У них там гоже воюют, и дом его поломан, а родных увели рабами в чужую землю.

Отец развёл руками:

— Ну, живи где хочешь. Хочешь, прикажу дом тебе поставить. Ты же ещё один такой меч мне сделай, для меня самого.

Коваль снова сказал несколько слов.

— Говорит, такой больше нельзя. Такой — он единственный, в нём вложенная душа живёт, а другой — можно.

Через несколько дней Довмонт с отцом отправились в поход, но, пока бились они вдали, пришли немецкие рыцари большим отрядом и перебили всех, кто оставался при доме.

Они и зарубили обоих ковалей. Довмонт же гордился своим мечом, который перерубал в схватках всё — лишь бы рука была быстра да удар резок. Он дал ему тайное имя — Палван, что значило на языке дарёного кузнеца «богатырь». Так советовал назвать сам дарёный кузнец, которого теперь уже не было...

Меч не раз выручал его, и Довмонт, оставшись один, порой ласково прижимал клинок к щеке, а клинок в ответ нежно холодил кожу.

Но недавно (хотя казалось, что это было давно, словно в другой жизни), на последнем пиру у Миндовга, когда они сидели рядом — старый богатырь и молодой — и Миндовг произносил в честь него хвалебные речи, Довмонта опоили чем-то хмельным, и он лишился своего меча с тайным именем Палван. Слуги по слову Миндовга унесли молодого князя в постель, и никто не помнил, был ли тогда при нём его знаменитый меч. Проснувшись с больной головой и дурным чувством во всём теле, Довмонт не сразу вспомнил про меч, а когда схватился — его не было во всём замке. Миндовг послал холопов обыскать углы — всё было впустую.

— Не горюй, — утешал он Довмонта, — бери у меня любой. У меня есть мечи от известных рыцарей.

Но Довмонту был не нужен чужой, доставшийся неизвестно от кого, он хотел свой.

С тех пор он перепробовал немало разных мечей, однако ни один не мог заменить ему собственного, загадочно утраченного, с тайным именем Палван.

Князь Димитрий Александрович помнил и ещё один разговор, с младшим братом своим Андреем. Андрей был моложе на десять лет, но сейчас быстро взрослел. В детстве он был обидчив, мгновенно ярился, если было что не по его желанию, и часто набрасывался на Димитрия, колотя его в живот маленькими острыми кулачками. И теперь, после смерти отца, Андрей постоянно ощущал себя обиженным. Заодно он обижался и за своего брата.