— А если согласна ехать сразу, так и за тобой. Мне и матерь моя велела тебя забрать.
— Это куда же? Не в лес дикий? Я слыхала, знаю, ты на Русь подался.
— На Русь и пойдём, во Псков.
— Погоди, на Псков я не пойду. Туда этот, — и она брезгливо взглянула на мужнюю половину, — собрался воевать.
— Он с войной, а мы — с миром. Я от Пскова и пришёл, с дружиной своей да с их ратью.
— Коли так, скажи, чтоб запрягали лошадей в повозку да грузили платье. Чего раздумывать? Я готова. Мне с ним всё равно не жизнь. Заодно свою казну прихвати, она там, на его половине. Только его самого пощади, если найдёте.
— Ну что, нет князя? — спросил Довмонт своих дружинников.
— Словно сквозь стены прошёл!
— Пускай! Объявится, ещё свидимся.
— Погоди! Сыночки мои оба, Андрюшечка с Петечкой, в храме Святой Софии на молитве, надо их привести. Без них не поеду.
— Да кто ж их из храма выведет?
— Мамку пошлю. Их не брошу.
Розовощёкая дородная мамка скоро выбежала из хором и бегом направилась к недальнему собору. Довмонт вовсе забыл про казну, которую Герденя захватил у него с благословения Войшелга. Казна была не так уж и велика — то, что накопил его род: золотые и серебряные кубки, блюда, серебряные деньги, драгоценные камни. Хранилась она в шести сундуках. Возле них со связкой тяжёлых ключей уже возился его ключник, Артемий. Свои сундуки Довмонт узнал сразу. И ключнику ломать замки не потребовалось — замки были те же, что раньше.
— Я уж проверил — всё на месте, — сказал ключник.
— Запрягайте скорее и грузите на повозку, — скомандовал князь.
Если Гердене уже удалось выскользнуть за ворота, он может скоро навести войско. Потому из города надо было выбираться живее.
— И мои сундуки прикажи прихватить, Довмонтушко! — попросила старая княгиня. — Нечего ему на них любоваться. Да и остальные возьми, пусть хоть чем-то за твои муки поплатится! А вот и Андрюшечка с Петечкой! — обрадовалась она.
Довмонт помнил их лишь двойняшками-младенцами. Белёсенькие слабенькие мальчишечки. Они и теперь были тощенькими беловолосыми отроками, с прозрачными личиками, то ли от испуга, то ли от смущения смотрящие в пол. Во всём одинаковые. Об обоих говорили, что они не желают и слышать о ратном деле, а дни постоянно проводят в молитвах. Видимо, так и было. Это у Гердени-то! Которому что Перкунас, что Христос — всё равно.
Князю стало вдруг неудобно перед отроками за тот разгром, который учинили они в палатах, но отроки смотрели по-прежнему вниз так, словно это их не очень-то и касалось.
— В Псков едем, деточки. — Княгиня говорила с ними так, как обычно говорят с убогими. — Князь Довмонт с собой нас забирает. Там нас ваша тётка ждёт, и монастыри хорошие, будет где помолиться...
— Я вот тоже принял православную веру, — проговорил Довмонт и почувствовал, как грубо, неловко звучит его голос рядом с этими небесными отроками. А потому, стараясь, чтобы это звучало помягче, добавил: — Меня именем новым нарекли, христианским — Тимофей.
За то недолгое время, что Довмонт был в Герденевых палатах, город словно вымер. Едва услышав о внезапном налёте на палаты, жители на всякий случай попрятались за плотно закрытыми дверьми и ставнями. Даже бояре, что ночевали в городе, предпочитали до поры не высовываться из своих теремов. Однако, пока Довмонт с дружиной, с княгиней, с несколькими её служанками, с повозками, груженными скарбом, поспешали к воротам, князь чувствовал, что сквозь щели в ставнях, воротах за ними наблюдают сотни людей.
Удалась и вторая часть замысла. Теперь, выйдя за городские стены, надо приманить Герденево войско, чтобы решило оно без оглядки мчаться вдогон Довмонту.
А для того князь приказал снять путы со стражников, что были поставлены охранять ворота. Их посадили на худых лошадей.
— Скажите воеводе своему, а ещё лучше самому Гердене, что Довмонт с княгиней и казной направился во Псков, откуда и пришёл. Жителям же он обид не чинил, — приказал князь.
Всё это время седоусый был вблизи от Довмонта. Он даже помогал в сражении со стражниками в палатах.
— Ты тоже свободен. Иди куда хочешь.
— Куда же мне, князь, теперь без тебя идти, сам подумай? — взмолился неожиданно седоусый. — Да и родня моя вся на псковской стороне. Так что я с тобой, князь.
— Смотри, как знаешь, ты мне не холоп. Ежели скажешь, сразу отпущу.
При ярком свете то расстояние, которое они проходили в предутреннем тумане, оказалось намного короче.
В кустарниковом лесу, при надетых доспехах, пряталась и вся псковская рать, и часть Довмонтовой дружины.
Читать дальше