Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

Как только Редиф-паша узнал, что Мурад в безопасности, он передал начальство Сулейману-паше, а сам, с револьвером в руке, пошёл разыскивать Кизляр-агу. Найдя его в одной из комнат, Редиф-паша велел будить султана и сказать ему, что он обязан со своим семейством переселиться во дворец Топ-Капы, назначенный ему для жительства. Заслышав громкий разговор, Абдул-Азис протёр глаза и полусонный вошёл в комнату старшего евнуха. Редиф-паша повторил ему слова о переезде.

Позови Абдул-Азис кого-нибудь на помощь, быть может, роли бы переменились, но твёрдость духа покинула его, и он покорно свесил голову. Возможно, в его памяти в этот момент всплыли суровые строки: «Коран дозволяет низложение падишаха, если он не радеет о пользах империи, непроизводительно расточает народные суммы и прочая и прочая».

Игнатьеву донесли, что, когда султану объявили о его свержении, владыка Порты лишился дара речи. Выпучив глаза, он начал озираться с таким видом, словно угодил в зверинец или же внезапно оказался в доме для умалишённых.

Но, если Абдул-Азис покорился своей участи и беспрепятственно дал увезти себя в давно заброшенный сераль, (когда ты никому не нужен, можешь считать себя мёртвым!), то обитательницы его гарема вошли в такую ярость, что перебили в харемлике всё, что можно. Вазы, стёкла, зеркала. От них остались лишь ничтожные осколки. Жёны и наложницы султана тигрицами бросались на солдат, которые заполнили дворец и выводили их наружу: царапались, рычали и кусались, подняв такой неимоверный крик, что переполошили всю окрестность. Усадить их в каики и увезти вслед за низложенным султаном солдатам стоило больших трудов и расцарапанных физиономий.

Около полудня восемнадцатого мая новый тридцатишестилетний султан (тридцать третий по счёту) отправился в Долма-Бахче, где все сановники и должностные лица стали поздравлять его с восшествием на трон Османов.

Сразу же по воцарении Мурада V первый драгоман Порты прибыл в русское посольство и громогласно сообщил, что «Божией милостью и с общего согласия султан Абдул-Азис низложен».

— Законный наследник султан Мурад V взошёл сегодня на престол. Да сделает Аллах всех его подданных счастливыми.

Игнатьев выслушал гонца с тяжёлым сердцем. Трудно было свыкнуться с мыслью, что Абдул-Азис утратил власть. Власть! — великая, таинственная сила, способная оказывать существенное воздействие, как на жизнь одного человека, так и на жизнь всего мирового сообщества, всегда вызывала глубокий интерес у философов, которые видели в ней явление одной из интереснейших сторон человеческого бытия со всею его обречённостью.

Когда Николай Павлович узнал, что старый сераль Топ-Капы стал для Абдул-Азиса своеобразным зинданом, тюремным застенком, ему невольно показалось, что он и сам теперь в Буюк-Дере томится под замком, в стенах сырого, мрачного полуподвала, облюбованного крысами. Смена турецкого владыки добавляла ему политических ребусов, дипломатических козней и нервотрёпки, которая усугублялась тем, что в любой момент можно было ожидать гнева начальства и своей отставки. Вот и приходилось работать так, словно у него остался один день, чтобы успеть завершить начатое дело. Его контрагенты могли поздравить друг друга с успехом. И первым среди них был Генри Эллиот.

Игнатьев часто спрашивал себя, что примиряет с жизнью людей такого типа, как посол её величества королевы Англии? И сам же отвечал на свой вопрос: набирающее силу честолюбие при явном деловом успехе.

Франция первой признала султана Мурада V. Следом к заявлению французского посла графа Бургоэна присоединился Генри Эллиот, как бы желая подчеркнуть законность новой власти.

Поскольку Мурад V не был ещё признан Россией, что случилось несколько позднее, то наши суда в Босфоре не расцвечивались флагами. Этого было достаточно, что бы возникли толки, будто бы Игнатьев ищет способ освободить Абдул-Азиса и переправить его в Петербург.

Ненависть «новых османов» к России была столь велика, что, поддержи Европа Турцию, как это сделала она в тысяча восемьсот пятьдесят четвёртом году, Порта тотчас объявила бы войну России.

Перед домом Мидхата-паши неистово молились и кричали.

— Падишахим бин яша! — Да живёт наш падишах тысячу лет!

— Шуран Уммет! — Конституция!

— Да здравствует Мидхат-паша!

Венценосный Мурад V, впервые появившись на публике, трясся так, словно его вели на казнь, а не на престол.

Для первой своей царственной молитвы он избрал мечеть Ай-София, то есть бывший византийский храм, что сильно изумило мусульман.