Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

«Нигде не наберётся столько отличников, как в школе предателей, — подумал Николай Павлович, размышляя о загадочной смерти свергнутого султана. — И всё оттого, что в ней крайне либеральные учителя и феноменально обучаемые дети».

Записав эту мысль у себя в дневнике, он велел драгоману Ону вырезать журнальную статью.

— Это свидетельство нам может пригодиться. Если англичанин говорит, что «никаких других ран или знаков насилия не было», а мидхатовская пресса, известная своею ложью, это публикует, значит, можно смело утверждать: раны и знаки насилия были. Если чего и не было, так это самоубийства.

— Было убийство, — щёлкнул пальцами Михаил Константинович.

Игнатьев снова сделал запись: «Абдул-Азис был убит в одиннадцать часов утра, воскресным днём, двадцать третьего мая». — Немного помолчав, заметил: — На наш Троицын день, что, согласитесь, символично.

Первый драгоман кивнул, протянув ему журнальную статью, и сообщил, что по одному турецкому преданию, все султаны, носящие имя Мурад, должны быть жестокими гонителями христиан.

Николай Павлович пометил журнальный лист значком «nota bene» и аккуратно вложил его между страницами своего дневника.

— Пока мы знаем только то, что Мурад V либерал и тянет мусульман к Европе.

Громоподобная новость о внезапной гибели Абдул-Азиса ливневым потоком скатилась с семихолмия Стамбула, увлекая за собой каскад различных слухов.

— Убили нашего Абдулку! — вздохнул Дмитрий Скачков, обсуждая с конюхом Иваном сей «таинственный момент».

— Большой был дядя, да вошь загрызла, — полез за кисетом Иван. — Как говорят у нас в Чертолино: «Выкинул номер — взял да и помер».

Весьма примечательно, что за день до гибели Абдул-Азиса князь Церетелев привёз из города очередной слух.

— Мухтар-паша с герцеговинской армией движется на Стамбул.

— Это ещё зачем? — поинтересовался полковник Зелёный, агенты которого не подтверждали этой вести.

— Турки говорят, что если нам удастся похитить Абдул-Азиса, то Игнат — паша посадит его на престол.

— Звонки бубны за горами, — проворчал военный атташе, которому доподлинно было известно, что накануне гибели Абдул-Азиса весь штат его охраны поменялся, а киоск Фернэ, в котором проживал бывший султан, был окружён войсками, как с суши, так и с моря.

— Свежая новость! Свежая новость! — кричали мальчишки-газетчики. — Европейская сенсация!

— Загадочная смерть султана!

— Кровавая драма в Фернэ!

Весь город бурно обсуждал это известие.

— Слышали, нет? Ужасный ужас! Халифа заживо сварили в бане! Окунули в кипяток.

— Не может быть!

— А я вам говорю.

— Ведь он же правоверный!

— Ну и что? Прямо в одежде.

— Теперь и нам зададут жару.

В кофейне, которую держал одноглазый Ибрагим-оглу и чьи стены в течение дня то и дело затмевали наплывы кальянного дыма, собралось множество народа. Все они говорили о том, что в ночь кровавого события в Чирагане раздавались душераздирающие вопли, и что к мужскому крику присоединялся женский.

— Крики были слышны в Скутари и в Бейлербее — на противоположном берегу Босфора, — понизив голос, сообщил владелец хлебной лавки толстощёкий Ахмет Хан, чей брат работал полотёром в Чирагане и, следовательно, мог считаться очевидцем, — с набережной в комнатах была заметна беготня.

— Это они за султаном гонялись, — тоном знающего человека проговорил юный репортёр газеты «Turguie», чей сытный завтрак состоял из чашки кофе, да и той, величиной с напёрсток. — Убийцы гонялись за жертвой. — Вначале он решил, что так и назовёт свою статью: «Убийцы гонялись за жертвой», но, сглатывая зависть к тем, кто запивал шашлык лёгким вином, как это делали два жирных европейца, придумал новый заголовок: «Кровь на шахматной доске». А что? Занятно.

— Ходят слухи, у султана был фамильный перстень с крупным бриллиантом, но на трупе его не было, — поставил перед Ахмет Ханом блюдо с дымящимся мясом, услужливый донельзя, Ибрагим-оглу.

— Говорят, кур доят, — потянул носом владелец хлебной лавки и, разломив чурек, стал наворачивать жаркое. Его приметный нос покрылся потом. — Не слушай, друг, людей, слушай меня. Я больше других знаю.

— Что ты знаешь?

— Когда всё стихло, султаншу-валидэ, пронзившую себя кинжалом, перевезли в старый сераль, а мать Абдул-Азиса поколотили одалиски.

— Как можно бить старуху? — изумился «чувяшник» Гурген, армянин, торговавший обувью на рынке. Сшитые им курносые туфли «бабуши» — без задников и каблуков, пользовались у стамбульцев большим спросом.