Дмитрий Дмитриев - Русский американец

Наполеон оставался еще в Москве до шестого октября, питая надежду, что император Александр пришлет ему ответное письмо. Но ответа не было, и Наполеон понял, что о мире не может быть и речи. Тогда появился следующий его приказ: "Сегодня вечером, в восемь часов, все корпусы должны приготовиться к выступлению из Москвы; каждый генерал возьмет с собой кураж и съестных припасов, сколько может".

Вследствие этого приказа во французском войске началась страшная суматоха. Армией овладел какой-то панический страх: французы кинулись укладывать награбленные вещи и багаж в фуры, а тут еще, к довершение их ужаса, через Серпуховскую заставу потянулся обоз с ранеными под Тарутином. Стоны несчастных далеко неслись, увеличивая панику у отступающих.

Наш отряд под предводительством Беннигсена в ночь с пятого на шестое октября напал на корпус неаполитанского короля Мюрата и разбил его наголову. Мюрат отступил, потеряв множество повозок, орудий и весь свой лагерь. Кроме того, наши взяли много раненых.

Французы спешили скорее покинуть Москву. Их сборы были непродолжительны все награбленное имущество, которое нельзя было взять с собою, они сжигали и ломали. Повсюду слышались разноязычный говор, крики, бряцание оружия, ржание лошадей скрип обозных колес.

Перед самым выступлением неприятельского войска трубачи возвестили о походе; грянуло несколько пушечных выстрелов, громко заиграла музыка. Но "сыны великой армии" покидали Москву с поникшей головой: они ужасались той участи, которая предстояла им на пути от Москвы до Франции; страшный голод, его родной брат мороз-богатырь, народ русский, мстящий за погром своей родины, устрашали их.

И двинулись "двунадесять языков" восвояси. Двуглавый орел победил ворона!

Покидая Москву, Наполеон сказал своим солдатам:

-- Я поведу вас на зимние квартиры, и если встречу на дорогах русских, то разобью их!

Но не то оказалось на деле: в отмщение за разгром России французскому войску суждено было погибнуть в России -- уцелели и вернулись на родину немногие.

Картина выступающих из Москвы французских войск была очень странной: на несколько верст длинным хвостом растянулись полки, сзади ехало более десяти тысяч карет, колясок, колымаг, бричек и фургонов, масса подвод с награбленным добром. Более сорока тысяч повозок ехали медленным шагом. Среди длинных колонн войска везли шестьсот пушек. Наполеон вступил в Москву с четырьмястами десятью тысячами солдат и выступил с тремястами восьмьюдесятью тысячами; следовательно, в одной Москве погибло более тридцати тысяч.

Позади армии шли и ехали не строевые, но принадлежащие к армии, как-то: чиновники, маркитанты, слуги придворного штата, актеры, а также жившие в Москве иностранцы, преимущественно французы. Они тоже последовали за армией.

Наполеон приказал Мортье по выходе войска из Москвы взорвать Кремль. Подкопы под кремлевские здания были сделаны заранее, вековому Кремлю грозило страшное разрушение; что сооружалось веками, мстительный враг задумал разорить в один день. Но Господь невидимо хранил святыню. Отряд генерала Винцингеррде быстрым нападением на неприятельские посты помешал исполнить этот адский замысел.

Мортье поспешно оставил Москву. Целый день десятого октября французы взрывали оружейные склады, вывозили из госпиталя больных и раненых.

Смятение французов увеличили появившиеся у Тверской заставы казаки. Неприятельские войска бежали, не успев даже забрать награбленную добычу, некоторые даже бросали нужные бумаги и планы.

Москвичи встрепенулись и, где можно было, добивали врагов, особенно производя панику между ними криком:

-- Ура!.. Казаки!.. Казаки!..

Несчастные неприятельские солдаты гибли сотнями, тысячами.

XXXIII

Тольский, находясь в генеральской усадьбе Горки, не оставался без действия: он со своим отрядом ополченцев ежедневно ходил на ту дорогу, по которой неприятельские солдаты отступали из Москвы, нападал на небольшие отряды французов и, разумеется, уничтожал их, а большим отрядам причинял сильный урон. Вечером он со своими ополченцами всегда возвращался в усадьбу и с оживлением рассказывал о своих победах.

Как-то в начале октября Тольский вернулся в генеральскую усадьбу в особенно радостном настроении и весело произнес:

-- Ваше превосходительство, Михаил Семенович, и вы, барышни, порадуйтесь. Москва очищена... Я только что оттуда и скажу вам, что теперь в Москве не осталось ни одного француза.