Дмитрий Дмитриев - Русский американец

-- Боже, благодарю Тебя!.. Ты внял нашей общей молитве и избавил древнюю столицу от пришлых врагов! -- дрожащим голосом произнес старый генерал и усердно перекрестился.

-- Как вы об этом узнали? -- спросила у Тольского Настя.

-- Повторяю, я только что из Москвы и не встретил там ни одного неприятельского солдата.

-- Так, так... Не долго же погостил у нас Наполеон. Видно, не сладким показалось ему наше российское угощение, и пошел он со своими солдатами восвояси, несолоно хлебавши! -- промолвил Михаил Семенович.

-- А если бы вы видели, в каком виде выступала из Москвы "непобедимая" армия Наполеона!.. Что за наряд и что за костюмы были на солдатах; какой жалкий и смешной вид они имели!..

-- То ли еще будет! Русский мороз-богатырь не свой брат: он даст себя почувствовать... А знаете ли, Федор Иванович, по-человечески мне жаль этих несчастных людей... Они, право, не столько виноваты, сколько Наполеон. Он привел их умирать ужасной смертью в нашу страну... Поверьте, пройдет еще несколько времени -- и от всей армии Наполеона останутся жалкие крохи... Наш главнокомандующий ждет их, чтобы проводить по русскому обычаю, с честью... Французы, изнуренные голодом и холодом, разумеется, не будут в состоянии защищаться, и Наполеон весь свой обратный путь из России во Францию усеет своими солдатами.

-- Он и сам погибнет. Не правда ли, ваше превосходительство? -- проговорил Тольский.

-- Да, Наполеон должен погибнуть... Извлекший меч от меча и погибнет. Ну, мои милые, завтра мы поедем в освобожденную Москву. Теперь Москве мы нужны... Перед вами открывается обширное поприще для благотворительности, -- обратился Намекин к дочери и к невесте своего сына.

Те с радостью откликнулись на его зов и, приехав в Москву, всецело посвятили себя благотворительности. Уцелевший от пожара дом генерала Намекина на Тверской был обращен в дом призрения и больницу. Там несчастные москвичи, оставшиеся без всяких средств к существованию и без пристанища, находили себе приют, а больные и раненые -- тщательный уход и работу.

Первое время после ухода французов в Москве съестные припасы продавались по очень высокой цене. У генерала Намекина был большой запас хлеба в усадьбе; он перевез его в Москву и приказал продавать по сходной цене, а беднякам раздавать печеный хлеб бесплатно.

Тяжело было смотреть на осиротелую Москву. Как будто страшный ураган пронесся над нею, разрушив и уничтожив все. Смрад и зловоние от пожарищ и гниения неубранных трупов был ужасный, поэтому прежде всего в освобожденной Москве занялись уборкою. Особые фурманщики подбирали мертвые тела, клали их в фуры, свозили за заставы, а также в Марьину рощу и к Крымскому броду и сжигали там. Мало-помалу Москва стала очищаться и приходить в порядок.

Прежде всех прибыло в Москву владимирское ополчение, а потом приехали обер-полицмейстер с полицией, пожарные и московский комендант Эссен.

Стали съезжаться и москвичи на свое родное пепелище. Они едва могли узнать прежнее жилье. Дома были большею частью сожжены, а те, которые уцелели, были разграблены. Многие жители так и не возвратились в Москву, потому что жить было негде: на улице или в обгорелых домах нечего было и думать -- зима стояла холодная и суровая. Некоторые за неимением пристанища поселились в Лефортовском дворце, в Спасских казармах, другие -- в обгорелых полуразрушенных домах, завешивая выбитые окна и двери коврами и рогожами. Квартиры в уцелевших домах были слишком дороги, и потому в одной комнате часто теснились несколько семейств.

Ужасную картину представлял Кремль после отступления неприятельской армии. Спасские ворота были заперты и завалены, а Никольские загромождены обломками взорванной стены. Весь Кремль был завален мусором, камнями, кирпичами, сеном, соломой, разлагающимися трупами, сломанными экипажами и повозками. У Ивановской колокольни громоздились груды камней от разрушенной взрывом пристройки; тут же лежали два громадных колокола, упавшие с колокольни. Успенский собор, где венчались на царство православные государи, находился в страшном запустении.

Как только французы оставили Москву, собор заперли и запечатали до приезда преосвященного Августина. Последний находился в то время в Муроме. Граф Растопчин известил его о выходе неприятеля из Москвы следующим письмом:

"Враг человеческого рода, опустошив Москву и осквернив храмы, сопровождаемый проклятиями российского народа, с малым числом оставшейся в живых нечестивой рати своей предался бегству, желая довершить злодейство разорением Кремля; но рука Всевышнего спасла от падения соборы и Ивановскую колокольню и прах царей наших с державой государя императора; они, с верностью и мужеством народа, ему преданного, остались непоколебимыми. Обманутый ложною надеждою и ослепленный успехами, он мечтал покорить Россию, предписать ей свои законы, но Россия восстала вся на него, попрала его силу и повергла страшное могущество Наполеона к ногам Александра I. Сообщая о сем происшествии Вашему Преосвященству, прошу направить путь Ваш к первопрестольному граду, жители коего желают возвращения Вашего, церкви освящения. Все истинные христиане стремятся к чудотворным иконам Иверской и Владимирской Божией Матери для принесения им теплых молитв за избавление свое от нашествия врага и уничтожение гордыни его".