Дмитрий Дмитриев - Русский американец

-- Да, не умею, -- с улыбкой ответила молодая женщина.

-- Сердиться, ворчать тоже не умеешь?

-- Да, тоже не умею.

-- Ну а драться, чай, и подавно не горазда? А хорошо было бы, если бы ты взяла да прибила меня. Я вполне заслужил это. Возьми чубук и отколоти меня. Ну пожалуйста!

-- Оставь шутки, Федор.

-- Я не шучу, а говорю серьезно. Теперь мне совестно глядеть на тебя. Мне думается, что ты презираешь меня, и поэтому молчишь...

-- Оставим это, Федор! Я люблю тебя...

-- Милая, дорогая...

Тольский опустился на колени перед женой, страстно расцеловал ее руки и дал слово исправиться, навсегда оставив кутежи, попойки, игру в карты. Проходило два-три месяца и более, Тольский крепился и сдерживал свое слово, но стоило ему прорваться -- и тогда он все забывал и предавался по-прежнему своей страсти. Так случалось не раз, но постепенно эти вспышки случались у Тольского все реже и реже. Годы брали свое: Тольский старел, страсти утихали, и в Москве мало-помалу стали забывать бурную жизнь "русского американца". Не забыл ее только наш гениальный Александр Сергеевич Грибоедов, обессмертив Тольского в своей пьесе "Горе от ума".

Стояла масленица. У хорошо известного москвичам Кокошкина, литератора и начальника репертуара московских театров, были назначены блины, причем были приглашены и известные литераторы того времени, в числе которых находились Пушкин и Грибоедов, а в числе артистов -- знаменитый Щепкин.

Кокошкин, встречая гостей, каждому на ухо таинственно говорил:

-- Кроме жирных блинов, у меня такое еще угощение припасено, что пальчики оближете.

-- Что такое за угощение? Скажите! -- спросил кто-то.

-- Нет, не скажу, это будет для вас сюрпризом.

Наконец гости все собрались; в числе их был и наш старый знакомый Тольский. Хотя Кокошкин только недавно познакомился с ним, но все же пригласил его. Некоторые из гостей совершенно не были знакомы с Тольским, а хозяин, по своей рассеянности, забыл его представить.

-- Господа, я уже имел честь говорить вам, что у меня, кроме блинов, припасено для вас другое хорошее угощение, и вы сейчас получите его! -- громко проговорил Кокошкин, обращаясь к своим гостям, после чего скрылся в другую комнату, затворив за собою дверь.

Все с нетерпением ожидали.

Вот снова отворилась дверь, и Кокошкин вошел в зал под руку с Александром Сергеевичем Грибоедовым; у последнего была в руках какая-то рукопись.

-- Почтенное собрание, -- громко сказал Кокошкин, -- мой дорогой гость, Александр Сергеевич, изволит прочитать нам свою новую пьесу, которой, я уверен, вы останетесь очень-очень довольны.

Грибоедов с небольшими перерывами прочел всю комедию "Горе от ума". Восторг был общий. После чтения сейчас же сели за блины и, конечно, за завтраком только и говорили о комедии; разбирали характеры, интригу, восхищались верностью языка, мастерством стиха, который казался простою разговорной речью, и так далее.

Большинство находившихся у Кокошкина гостей знало, что Грибоедов в своей пьесе словами Репетилова очень удачно изобразил Федора Ивановича Тольского.

Один из гостей, некто Жилинский, имел затаенную вражду к Тольскому; он, обладая цепкой памятью, за блинами только и твердил о Репетилове и, в укор "русскому американцу", повторил почти без ошибок то место монолога, где Репетилов говорит:

Но голова у нас, какой в России нету,

Не надо называть, узнаешь по портрету:

Ночной разбойник, дуэлист,

В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,

И крепко на руку нечист;

Да умный человек не может быть не плутом.

Когда ж об честности высокой говорит,

Каким-то демоном внушаем:

Глаза в крови, лицо горит,

Сам плачет, и мы все рыдаем.

Многие гости знали, что все это написано про Тольского -- человека, которому убить на дуэли кого-нибудь было так же легко, как передернуть карту или выпить стакан вина.

Положение Кокошкина как хозяина было далеко не приятным: Грибоедов и Пушкин молчали, а гости не знали, куда и глядеть. Один Тольский был невозмутим, он сохранил полное спокойствие, как будто не понимал ни смысла стихов, ни подчеркиваний, ни ясных намеков Жилинского.

Подали шампанское. Хозяин провозгласил тост за гениального автора комедии "Горе от ума", потом за Пушкина. Тосты были единодушно приняты.

Жилинский не унялся и предложил тост за Репетилова и за героя, доблести которого он так верно передает в своем монологе.

-- Вот пьеса! Какая сила таланта! Лица, как живые! -- с пафосом сказал он. -- А Репетилов? Его монолог? Перед моими глазами так и стоит этот Репетилов. Я слышу его слова, я вижу эту голову, о которой он говорит "другой в России нету", слышу его вопли о высокой честности. Да, господа! "Умный человек не может быть не плутом". -- При этих словах Жилинский значительно посмотрел на Тольского и продолжал: -- "В Камчатку сослан был, вернулся алеутом..."