Дмитрий Дмитриев - Русский американец

Наполеон занял Кремлевский дворец, маршалы и генералы тоже позаботились о своих квартирах; французская армия расположилась около Москвы бивуаками у застав, на полях и огородах. По пустынным улицам Москвы разъезжали патрули.

Наполеон приказал напечатать известие о занятии Москвы французами и разослать его с курьерами по всей Европе; это известие было следующего содержания:

"Великая битва седьмого сентября, то есть Бородинская, лишила возможности защитить Москву, и они оставили свою столицу. Теперь, в три с половиной часа, наша победоносная армия вступает в Москву. Император сейчас прибыл сюда".

Наполеон прожил в Кремлевском дворце два-три дня. Страшный пожар Москвы заставил его покинуть Кремль и переселиться в Петровский дворец. Бушующее пламя угрожало Кремлю, от страшной жары во дворце лопались стекла, от дыма и смрада нечем было дышать. Наполеон спросил о причине пожара. Ему ответили, что русские поджигают свои дома и имущество. Взбешенный император отдал приказ ловить и расстреливать поджигателей. Но пожары, несмотря ни на что, продолжались, и Москва в какие-нибудь пять дней превратилась в дымящиеся развалины.

Стоявшая дотоле прекрасная погода вдруг с пятнадцатого сентября резко изменилась: подул холодный ветер, пошли непрерывные дожди, наступили холода. Французы теперь увидели, насколько безвыходно их положение во враждебной стране, без хлеба и квартир. В войсках все более и более роптали на своего великого императора. Образцовая дисциплина совершенно разрушилась, солдаты перестали повиноваться, начались грабежи.

Гордый завоеватель только теперь понял, какую непростительную ошибку сделал, предприняв поход в Россию, понял и ужаснулся. Но было уже поздно, роковой исход был очевиден, предначертание судьбы должно было свершиться.

Ожесточенные французы стали вымещать свою злобу на Москве и ее жителях; солдаты грабили до тех пор, пока грабить уже нечего было; запертые ворота и лавки разбивали бревнами, а в стены уцелевших домов били ломами и по звуку узнавали, не замуровано ли в этих стенах какое-нибудь сокровище; рылись в пепле сгоревших домов и не стеснялись с несчастных прохожих снимать сапоги и последнюю одежду; на жителей, как на лошадей, навьючивали награбленное имущество. Некоторые из сынов Великой армии врывались в церкви, святотатственно растворяли царские ворота, обнажали святые престолы, опрокидывали их, превращая храмы в конюшни и поварни, расставляя там таганы и зажигая костры из расколотых икон; в иконы вбивали гвозди и вешали на них конские сбруи и амуницию; одним словом, святотатству не было конца. В церкви Петровского монастыря французы устроили себе мясную лавку: на монастырском дворе распластывали быков, а в храме, вокруг стены, на широких лавках, лежали заготовленные порции мяса, за которыми каждый день приходили солдаты; на церковных паникадилах и на вколоченных в иконы гвоздях висели внутренности и битая птица, по большей части голуби, вороны и галки, подстреленные на улицах Москвы. Церковная завеса была изорвана в клочья, а святой алтарь забрызган кровью. Священников и монахов, восстававших против святотатства и грабежа, жестоко истязали. Почти все московские храмы и монастыри, уцелевшие от пожара, были осквернены и ограблены.

Несчастные москвичи не знали, где и скрыться от неистовства врагов. Молодые женщины мазали свои лица сажей и укутывались в платки, чтобы казаться старухами; две молодые девушки, родные сестры-красавицы, дочери почетного гражданина, спасая свою девичью честь, утопились в Москве-реке. Молодых французы брали себе, а пожилых и старых сажали за урочную работу: заставляли стирать белье и шить рубахи из награбленного полотна. Бедные женщины прятались под сводами труб, в печах, на кладбищах, укрываясь между памятниками и в вырытых могилах. Некоторые же, бледные, исхудалые, с распущенными волосами, с печальными лицами, глазами, полными слез, ходили между трупами убитых, отыскивая своих мужей, отцов, братьев.

А чем жили несчастные москвичи в это ужасное время? Кто питался пшеницей, горькой подмоченной мукой, которую доставали на барках; иные вырывали из земли гнилой картофель, и, запекая его с хлебом, ели где-нибудь за углом или в подвалах и погребах, опасаясь, чтобы французы не отняли последнего куска.

Бедствовали русские побежденные, но не менее того бедствовали и победители французы. Продовольствия для армии отпускалось все менее и менее. Голод усиливался, и дошло до того, что голодные, оборванные французы дрались между собою за рваные сапоги или кусок хлеба. К голоду присоединился еще и холод: несмотря на сентябрь, показался даже снег.