Дмитрий Дмитриев - Русский американец

-- А если французы подожгут ваш дом?

-- Пусть лучше моя дочь и невеста моего сына погибнут в пламени, чем попадут в руки французов. Дайте мне слово исполнить все, что я сказал вам!

Прошло несколько времени, и неприятельские солдаты очутились у тяжелых железных ворот, запертых на крепкие засовы. Раздался громкий и резкий стук, брань и ружейные выстрелы.

Намекин и Тольский, стоявшие впереди своего отряда, слышали, как начальник француз отдал приказ ломать ворота, но последние были слишком крепки и не поддавались.

Тогда некоторые смельчаки решились перелезть через них и, встреченные со двора градом пуль, попадали мертвыми и ранеными. Это взбесило французов, и они с остервенением бросились выламывать ворота снова.

Один из генеральских дворовых забрался на высокое дерево, растущее на дворе; оттуда ему видно было, велик ли отряд неприятельских солдат.

-- Ну что, много ли? -- спросил Михаил Семенович у дворового, когда тот спустился с дерева.

-- Пожалуй, сотни две будет, ваше превосходительство, -- ответил дворовый.

-- Ну, это не особенно много, и мы с помощью Божьею осилим врагов, -- спокойно произнес генерал.

На дворе усадьбы ополченцев и дворовых, хорошо вооруженных, было человек полтораста.

Как ни крепки были ворота, но все же они, сбитые с петель, со страшным грохотом рухнули. Неприятельские солдаты с ожесточением ринулись было на двор, но, встреченные пушечным выстрелом и сильным ружейным огнем, в беспорядке отступили. Началась частая перестрелка.

Из неприятельского отряда выбыло немало солдат, да и ополченцев тоже порядочно легло; после перестрелки схватились врукопашную; как французы, так и русские дрались с яростью, и несмотря на то, что французов было чуть не вдвое больше, они принуждены были отступить.

Тольский со своим отрядом ополченцев бросился преследовать их, а генерал распоряжался выносом убитых и раненых: тех и других было достаточно. Раненых русских и французов переносили в дом и там заботливо перевязывали; этим занимались фельдшер, находившийся среди дворовых, а также Мария Михайловна и Настя. Когда опасность миновала, они сошли с антресолей и теперь, как истинные христианки, ухаживали за ранеными.

Когда фельдшер отказался было перевязывать французов, называя их врагами отечества, добрая Мария Михайловна убедила его смотреть на раненых одинаково.

-- Забудем на время об их происхождении и станем смотреть на них, как на беспомощных, несчастных, нуждающихся в нашей помощи, -- сказала она, промывая зияющие раны и своим участливым словом стараясь, сколько возможно, успокоить людей и тем облегчить их страдания.

Убитые были похоронены на погосте в одной общей могиле; сельский священник совершил над ними обряд погребения. Генерал Намекин обеспечил семейства убитых.

Когда вернулся Тольский, усадьбу Горки опять стали укреплять: ведь неприятельские солдаты могли снова вернуться. Ворота были исправлены и стали теперь еще крепче. Усадьба казалась неприступной; она была обнесена кругом высокой кирпичной оградой; опять были расставлены на часах ополченцы как в самой усадьбе, так и в некотором расстоянии от нее; к их ружьям и саблям присоединены были ружья и сабли убитых и раненых.

Тольский со своими ополченцами ввиду грозящего усадьбе нового нападения французов остался в ней еще на несколько дней. Однако опасения, что французы снова вернутся, были напрасны. Армии Наполеона было не до того. Обтрепанные и голодные солдаты только и думали о том, как бы выбраться из "проклятой Московии".

XXXII

И на самом, деле Наполеон со своей многочисленной армией очутился в безвыходном положении: без квартир, без бриллиантов. Волей-неволей гордому всемирному завоевателю пришлось подумать о выходе из Москвы. А еще так недавно, в своем легендарном скромном сюртуке и треугольной шляпе, под звуки военной музыки, въехал он в осиротелый Кремль на белой, богато убранной арабской лошади, окруженный блестящею свитою, состоявшей из генералов и маршалов, одетых в парадные мундиры. Каких костюмов и наций тут не было!.. Были и лейб-гусары в своих красных мундирах и высоких киверах с императорским гербом и висящими вдоль спины конскими хвостами; и польские уланы и гусары, по полкам, в цветных мундирах; и отряд "беспардонных" в блестящих кирасах и косматых киверах; тут же шла конница в железных шишаках, с тигровыми шкурами, и гвардейская артиллерия в высоких куньих шапках, драгуны в медных касках и светлых плащах с карабинами за плечами. Далее шествовала знаменитая старая гвардия Наполеона, закаленная в битвах, рослая, усатая, в красивых мундирах с цветными отворотами, в высоких медвежьих шапках с золотыми кистями. Шли тут и покоренные Наполеоном пруссаки в синих камзолах, австрийские кирасиры в белых мундирах, голландские копейщики, вооруженные длинными копьями, смуглые итальянские стрелки, поляки в кунтушах. Одним словом, воины двунадесяти языков во главе с Бонапартом заполнили Москву первопрестольную.