Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских (Часть третья)

Они, такъ-же какъ и женщины, были изумлены внезапнымъ отъѣздомъ Пронскаго. Имъ поспѣшили разсказать странное его прощанье. Всякій толковалъ по своему, и никто не могъ постигнутъ, что за причина побудила его такъ скоро собраться и ускакать отъ нихъ. Послали спросить, отъ кого приѣхалъ нарочный, который еще остался кормить лошадей, и узнали, что присланъ былъ конюхъ изъ подмосковной Проискаго, отъ управляющаго, а онъ получилъ эстафетъ изъ города; слѣдовательно, всѣ остались въ прежнемъ Невѣдѣніи, и не узнали, отъ кого былъ присланъ эстафетъ.

-----

Князь Рамирскій, съ удивленіемъ, замѣтилъ большую перемѣну въ обращеніи жены своей. Она казалась ласкова и мяла съ нимъ. Но это было только временнымъ слѣдствіемъ совѣтовъ матери. Впрочемъ, по многимъ опытамъ, ему было извѣстно, что она всегда и прежде такъ поступала, когда ей нужно было что нибудь выпроситъ у него. Бывши въ неудовольствіи на нее, Князь рѣшился при первой просьбѣ ея отказать. Однакожъ весь день прошелъ у нихъ въ большихъ ладахъ, безъ всякихъ просьбъ со стороны Елисаветы.

На другой день, утромъ, было тоже согласіе. Послѣ завтрака, Алексѣй Холмскій сказалъ Князю Рамирскому, что ему нужно поговорить съ нимъ наединѣ. Они вышли, и долго ходили по саду вдвоемъ; возвратясь, велѣли они запрягать карету, и сами пошли одѣваться. Передъ отъѣздомъ, Князь Рамирскій сказалъ женѣ своей, что по нѣкоторымъ причинамъ, онъ остается еще на нѣсколько дней; что теперь, вмѣстѣ съ братомъ, ѣдетъ онъ къ Фамусовымъ, а бывши у нихъ, совѣстно уже не сдѣлать также визита Сундуковымъ, и что онъ, вмѣстѣ съ нею, поѣдетъ потомъ къ нимъ обѣдать. При сихъ словахъ, Князь простился, и, не дожидаясь отвѣта, уѣхалъ.

Елисавета была въ большомъ смятеніи. Приглашеніе обѣдать у Сундуковыхъ было ею выдумано. Она не знала, какъ теперь выпутаться.

"Видишь-ли" -- сказала ей мать -- "въ какое затруднительное положеніе ты сама себя поставила? Какъ надобно быть осторожной! Какъ" -- Сдѣлайте одолженіе, избавьте меня отъ наставленій и проповѣдей -- прервала Елисавета, съ неудовольствіемъ. Я сама напередъ знаю, что обыкновенно въ такихъ случаяхъ говорится. Лучше помогите, какъ мнѣ отдѣлаться отъ несноснаго моего урода...

"Что остается мнѣ еще сказать тебѣ послѣ этого?"отвѣчала мать, удивленная такою запальчивостію, и тономъ, столь неприличнымъ."Дѣлай, что тебѣ вздумается, или прямо скажи, что тебѣ не хочется ѣхать къ Сундуковымъ. "

-- Сказавъ это, я и не солгу, и, можетъ быть, мужъ мой удовольствовался-бы этимъ отвѣтомъ; но братъ Алексѣй вѣрно отправится къ нимъ, и разскажетъ, что Князь хотѣлъ ѣхать къ нимъ обѣдать, по что я его отговорила. Эти мальчишки, едва только вышедшіе изъ школы, во все любятъ вмѣшиваться. Сундукова вѣрно скажетъ ему, что я сама отказалась отъ ея обѣда, вѣрно пріѣдетъ сюда, замучитъ вопросами, объясненіями, а все это произошло отъ невинной моей выдумки...

Мать смотрѣла на нее съ изумленіемъ, и не отвѣчала ни слова.

"Извините, маменька!" -- продолжала Елисавета, просясь цѣловать ея руки.-- "Простите меня; я такъ виновата передъ вами; въ горячности наговорила я, сама не знаю что! Вы имѣете все право упрекать меня. Ложь всегда имѣетъ дурныя слѣдствія. Но что-жъ мнѣ дѣлать теперь?" Она залилась слезами, и ушла къ себѣ въ комнату. Отъ слезъ, и отъ внутренняго волненія, такъ разболѣлась у нее голова, что она легла въ постелю, и не вышла обѣдать.

Вскорѣ послѣ обѣда возвратились Князь Рамирскій и Алексѣй. Объясненіе и оправданіе Елисаветы было весьма натянуто. Мужъ ея отгадалъ настоящую причину, взбѣсился, наговорилъ ей множество грубостей, и объявилъ, что онъ, рѣшительно, завтра ѣдетъ домой. Елисавета еще никогда не видала его сердитымъ до такой степени, и на этотъ разъ надобно было признаться, что она сама кругомъ виновата. Братъ ея также изволилъ разгнѣваться, и осыпалъ ее упреками; но его слушала она весьма равнодушно. Рамирскій ушелъ въ сердцахъ изъ комнаты, долго ходилъ одинъ, возвратился почти передъ ужиномъ, не сѣлъ за столъ, и отправился рано спать, отговариваясь тѣмъ, что хочетъ завтра утромъ, чѣмъ свѣтъ, ѣхать домой. Елисавета должна была повиноваться сему распоряженію. Одумавшись, хотѣлось было ей употребишь обыкновенныя средства -- упреки и насмѣшки; но угрюмый видъ мужа, также внутреннее сознаніе, что она точно сама виновата, укротили ее. Насилу удерживая слезы, простилась она съ матерью и сестрами, и въ молчаніи послѣдовала за мужемъ.

"Ахъ, Боже мой!" сказала Катерина."Какъ-бы я была несчастлива, если-бы у моего мужа былъ такой-же характеръ!"