Анвер Бикчентаев - Право на бессмертие

Заявления, если они у вас будут, передавать через дневальных. Там еще один новенький. За чистоту и порядок в комнате отвечаете оба. Ведите, Еремеев!

— Есть вести! — ответил карнач.

Еремеев повел Сашу по двору. Карантин помещался в небольшом домике под железной крышей, который приткнулся около забора, недалеко от светлого и высокого здания школы. Домик казался приплюснутым и жалким. Снова Матросовым овладела необъяснимая тоска. Они перешагнули порог, Еремеев включил свет. Из трех коек одна была занята. Еремеев показал на свободную койку:

— Занимай!

Саша после ухода Еремеева, бросив на белую чистую простыню телогрейку, выданную взамен его флотской шинели, сел на койку. Ноги дрожали после ночного похода по горам и оврагам, тело болело, как после драки. Он скинул ботинки, верхнюю одежду и, оставшись в одном белье, потянулся. Медленно обернулся, почувствовав на себе чей-то острый взгляд. На соседней койке сидел мальчик лет двенадцати, почти до шеи укутавшийся байковым одеялом. Он сидел полусогнувшись, из-под одеяла торчал лишь крючковатый нос, — все это делало его похожим на грачонка.

— Наше вам с кисточкой, — небрежно проворчал паренек. — Меня зовут Директором, а тебя как?

Директор повел разговор на вымиравшем блатном жаргоне. Саша знал все эти «прохоря», «бочата», «мойки», «атанды», однако пользовался ими неохотно, считая это баловством.

— Сашка Матрос, — нехотя ответил он.

Директор ожил, словно муха под лучами солнца. Сиповатым голосом он принялся расспрашивать Сашу о его прошлом. Матросов, не обращая на него внимания, с удовольствием растянулся на койке, укрывшись теплым одеялом. Закрыл глаза. За окном уныло пел весенний ветер, он нес призывной звон колокола. В стекло стучались сухие ветки. А Директор, весело ухмыляясь, продолжал болтать.

— Здесь ничего себе, можно приспособиться.

— Приспособиться? — сонным голосом, с расстановкой спросил Матросов.

Директор мешал ему спать. Матросов никого сейчас не хотел ни слышать, ни видеть: ни лысого воспитателя с сухим лицом, который читал ему нотацию, ни Еремеева, ни этого Директора, будь проклята его компания. Пустой болтовней на блатном жаргоне Директор пытался пустить пыль в глаза. Знакомый прием! Саша видел его насквозь. Когда Директор, продолжая говорить, дотронулся до его плеча, Матросов выругался:

— Замолчи!

Этим неожиданно вырвавшимся криком он выразил всю тоску, охватившую его. Ночью Саше снились нелепые сны: то Директор превращался в бородатого и, высунув язык, дразнился: «Ах, Матрос, на море захотел!», то Катеринчук в одежде монаха взбирался с веревкой на одинокий и большой дуб в глухое время ночи...

Под чистой простыней метался и стонал человек.

Солнце уже заглядывало в уютную комнату, когда Саша проснулся, услышав разговор за дверью.

— Нас теперь двое, — говорил кому-то Директор. Саша узнал его по сиплому голосу.

Заинтересовавшись разговором, Матросов вышел на крыльцо. Хорошо отдохнув за ночь, успокоившись и немного примирившись со своей судьбой и новой ролью воспитанника, Саша был настроен более благодушно. Директор хоть и дулся на него за вчерашнюю резкость, но понимал, что настал удобный момент для восстановления нормальных отношений.

— О чем разговор, — поинтересовался Саша.

— Ни о чем... — огрызнулся мальчишка, брат Андрея Богомолова, Коля.

— Чего зазевался? — уже строго спросил Саша.

— Просто.

— Знаешь, за просто что бывает?

— Смотри!

— Что смотри? Мой кулак при мне.

— У нас не положено драться.

— А я буду спрашивать?

— Спросишь!

Саша криво усмехнулся:

— Интересно, кого это Сашка Матрос будет о чем-нибудь спрашивать?

— Общее собрание и Петра Филипповича...

— А кто такой Петр Филиппович?

— Начальник.

— Ну, а при чем общее собрание?

— Такие тут порядки. — Коля на всякий случай отошел от крыльца, увидев воинственно сжатые кулаки новичка, однако, не сдаваясь, настойчиво заявил: — Не таких воспитывали.

— Уж не ты ли воспитывал?

— И я, — выпятил грудь Коля. — Мы все воспитываем новичков.

Матросову и Директору стало очень смешно. Пока они смеялись, Коля подозрительно следил за ними.

— А ты кто такой?

— Колонист, — гордо ответил Коля.

Саша все более заинтересовывался разговором.

— Выходит, я тоже колонист?

Коля охотно ответил:

— Нет, ты еще не колонист.

— А ты, пацан, уже колонист.

— Да.

— А я нет?

— Нет.

Тогда Матросов, повернув озорное лицо к весело ухмылявшемуся Директору, спросил, подмигивая: