Анвер Бикчентаев - Право на бессмертие

Повар шутил с каждым. Он считал, что хорошее настроение помогает желудку лучше переваривать пищу, а бойцу лучше воевать…

Саша, быстро справившись с добавкой, направился к командирскому блиндажу: ему обязательно надо повидать Брякина. Войти в блиндаж не решился, наверное, у командира срочные дела. Подождал. Вскоре комсорг полка вышел из блиндажа. Матросов, завидев его, сказал:

— Товарищ лейтенант, прошу принять членские взносы.

— За какой месяц?

— За февраль.

— Может быть, после боя?

— Сейчас бы. В бой хочу итти без долгов перед комсомолом.

Брякин, попросив Сашу подержать ручной фонарь, вынул из кармана вечную ручку.

— Давай сюда билет.

Брякин проводил глазами Матросова, пока коренастая, ладная фигура его не скрылась среди деревьев.

— Хороший парень, — прошептал Брякин. — Очень хороший!

После собрания никто уже не ложился спать. Сережа Гнедков, устроившись около свечи, дочитывал второй том «Войны и мира» Льва Толстого. Рашит сел бриться. По его адресу посыпались шутки:

— Жаль, из женского персонала никого нет. Красавец мужчина.

— Сбреешь бороду — облегчение для ног получишь, все-таки груз меньше будет.

Бардыбаев проверил оружие бойцов, сбегал за новыми гранатами, поинтересовался запасными дисками. Он недовольно предупредил Саржибаева:

— Ты что же, с одним диском хочешь пойти в бой? Набей еще два.

— Есть, товарищ сержант, — Саржибаев вскочил на ноги.

Матросов сел писать письмо. Склонив голову над листом бумаги, он унесся мыслями к далекой колонии в Уфе. В блиндаж вошел Соснин, назначенный сегодня перед боем командиром первого взвода. Светлыми добрыми глазами оглянув землянку и ее обитателей, взводный проговорил:

— Собирайтесь, выступаем!

Гнедков хлопнул книгой. Саша спрятал в боковой карман недописанное письмо. Рашит сердито стер с верхней губы мыло, не успев сбрить усы. Бардыбаев торопил:

— Быстрее строиться. Все готовы?

Саша вспомнил о портрете Сталина. Бросился к стене, начал осторожно снимать его.

— Ты что? Оставь портрет, за нами второй эшелон придет, спасибо скажут, — посоветовал Перчаткин, выливая из котелка остатки чая.

Матросов серьезно ответил:

— Мы с товарищем Сталиным в бой вместе пойдем.

В предрассветных сумерках строилась рота. Бойцы поеживались от холода и грелись, потопывая ногами. Около ротного сгрудились, оживленно разговаривая, командиры взводов. Артюхов сообщал о каких-то подарках, присланных из тыла. Озабоченно поискав кого- то глазами, он спросил:

— Неужели Ефимчук успел уйти, не попрощавшись?

На его голос из командирского блиндажа, на ходу застегивая шинель, выбежал ординарец. Ротный при всех крепко обнял сильные плечи Ефимчука и, взволнованно, стараясь скрыть грусть, произнес:

— Спасибо, Иван Ильич, желаю тебе удачи.

Гвардеец, не менее взволнованный проявлением дружеских чувств командира роты, воскликнул:

— После окончания курсов обязательно вернусь в роту.

Артюхов мягко, с лаской в голосе проговорил:

— Это вряд ли удастся. Однако где бы ты ни был, не забывай свою первую роту и своего ротного. — Голос командира осекся, он продолжал более сдержанно: — Присылай письма, ответим. А по баяну будем скучать, это определенно. Ну, пока. Сам видишь, Ваня, нам пора выступать.

Он крепко пожал руку ординарца и, резко повернувшись, пошел. Этому свидетелем была вся рота, от бойцов не ускользнул и грустный тон Артюхова и то, как Ефимчук смахнул слезы рукавом шинели.

Первым выступил взвод Соснина. У него сегодня было приподнятое и радостное настроение. Чему он радовался? Новому назначению? Предстоящей атаке? Празднику? Светлой заре, которая поднялась над лесом? Его серые глаза часто останавливались на лицах солдат. Гвардейцы сегодня как-то изменились, будто выросли, возмужали.

Перед боем он обошел все отделения, терпеливо и тщательно проверил готовность к схватке, предвидя, что фашисты не уступят так легко село Чернушки. Сейчас он был спокоен за взвод: ребята были, как на подбор, сильные, настойчивые, накопившие большой боевой опыт. Взять хотя бы этого худощавого Габдурахманова — цепкий, упорный солдат, голову сложит, а приказ выполнит. Молчаливому Гнедкову можно было доверить свою жизнь — верный человек. Саржибаев, единственный в роте вооруженный винтовкой, — это лучший стрелок, снайпер. Больше двух десятков вражеских офицеров и пулеметчиков уничтожил этот остроглазый сын степей. Взгляд Соснина упал на Матросова, на его коренастую фигуру. Спокойное лицо, губы плотно сжаты, синие глаза поблескивают. Из-под шапки выбились светлые кудри. О чем он думает? Соснина охватила необъяснимая тревога. Почему бы это? Подумав, командир взвода нашел причину тревоги — ведь ему этот Матросов очень нужен.