Анвер Бикчентаев - Право на бессмертие

Солдаты шагали через опаленные и обожженные леса. Мелькали почерневшие стволы обезглавленных берез, одинокие обугленные сосны, елки...

Саша оступился и чуть не упал. В глазах рябило. Устало качались люди. Неизвестно, как еще находили бойцы силы для того, чтобы переставлять ноги. Конца дороге не было видно, начало колонны терялось в глубине леса.

Рашит незаметно оглянулся. Саша шел, покачиваясь, не отрывая своего взора от мелькающих пяток Гнедкова. Иногда Матросов засыпал на ходу, но через несколько шагов с усилием открывал глаза.

— Саша! — окликнул Рашит.

Матросов промолчал. Рашит дотронулся до плеча своего друга и вкрадчиво, ласково сказал:

— Саша, снимай вещевой мешок. Давай я понесу. Вижу, умаялся.

— Я умаялся? — поднял тот голову. Но когда до него дошел, наконец, смысл сказанного, он возмущенно возразил: — Шутишь, брат. Поищи в другом месте дохлых. Мы еще пятьдесят километров отхватим!

Матросов выпрямился, подтянулся, поправил на спине вещевой мешок, удобнее накинул на плечо автомат и хитро улыбнулся, подмигнув другу.

В этот миг по всей колонне прошла зычная команда, повторенная десятками голосов:

— Привал!

Николай Соснин, опускаясь на рыхлый снег, говорил гвардейцам первой роты:

— Русского солдата ни жаром, ни стужей не проймешь. Вот, кажется, усталость, того и гляди, свалит... И впереди еще дальняя дорога поблескивает. А нашему солдату ничего. Он себе подходящий привал с понятием устраивает...

Соснин улегся, подложив под голову вещевой мешок, забросив ноги на пень, и посмеиваясь продолжал:

— Другой уже присугробился, муторно ему, а бывалый солдат вовсе не так чувствует, он ко всему пристроится…

Бойцы заулыбались и молча последовали примеру старшины. Матросов закрыл глаза, не успев спрятать счастливую улыбку. Рашит повалился рядом.

Но заснуть Матросову не удалось. Он вскоре приподнялся, услышав вокруг себя шум. Оказывается, гвардейцы окружили Бардыбаева, вернувшегося из госпиталя. Саша тоже подошел к командиру отделения.

— Привет, сержант, — протянул руку Саша, — жив, цел и даже поправился.

Бардыбаев, подавая руку, сказал озабоченно:

— Чуть не забыл, по пути в штабе получил письмо для тебя...

Матросов, схватив письмо, увидел, что оно от Лиды, сел на пень и разорвал конверт. Он с волнением прочитал его раза два, потом окликнул Рашита:

— Иди сюда! Петр Филиппович...

— Что-нибудь случилось с ним?

— Читай!

Рашит дрожащими руками взял письмо и прочитал вслух:

— «Из-под Ленинграда пришло письмо: в бою смертью героя погиб Петр Филиппович». — У Рашита дрогнул голос, однако, сдержав себя, продолжал: — «Я проплакала весь день. Вечером побоялась остаться одна, пошла к Ольге Васильевне. Мы сидели долго в холодной квартире, обняв друг друга. Ольга Васильевна тяжело переживает сообщение о гибели Петра Филипповича, я утешала ее, как могла. Сейчас пишу тебе о нашем общем горе и уже совсем не плачу, честное комсомольское слово. Я еще больше разозлилась на оккупантов. Мне хочется упасть на них с неба, как это сделал Николай Гастелло. Думала и о Зое Космодемьянской. Пожалела ее, так мало она прожила. Если мне посчастливится попасть на фронт, будь уверен, я буду драться с врагом, как Зоя. Тебе не придется краснеть за меня...»

Рашит перестал читать, заметив вдруг, что его окружили товарищи по роте. Кто-то внезапно крикнул:

— Смерть фашистам!

Взволнованный тяжелым известием и воинственным криком товарища по взводу, Матросов вскочил на ноги и крикнул, едва владея собой:

— Товарищи, Петра Филипповича фашисты убили! Петра Филипповича нет, а какой он был золотой человек! Товарищи, вперед, нас ждет Ленинград! Отомстим…

Подошел Николай Соснин и хмуро сказал:

— Не надо кричать. Пусть люди отдыхают. Осталось всего десять минут.

Саша опустил голову:

— Виноват, товарищ старшина.

Соснин, не оглядываясь, пошел на свое место. Через минуту к нему подошел Рашит.

— Ну, чего тебе? — буркнул Соснин, не поворачивая головы.

— Вы уж простите Матросова, он горячий парень…

Габдурахманов хотел еще что-то добавить, но Соснин резко повернулся к нему и, взглянув так, точно впервые видел его, сказал с тихой грустью:

— Ступай, Габдурахманов, на свое место. До ночлега еще пятнадцать километров, тебе нужен отдых.

От Соснина ничего не ускользало, он видел, как утомились люди, понимал, что короткий отдых сил не добавит, а впереди еще большой путь. Первая рота должна дойти образцово, не имеет права не дойти. Этот могучий человек сам с трудом держался на ногах, но некогда было думать о себе. Преодолевая желание лечь на мягкий снег, он начал обходить расположение роты. Некоторые уже заснули, не успев как следует лечь. Соснин начал будить тех, кто спал: