Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Я так и думал, ты хороший человек. Твои слова радуют меня. Только дом свой разорять не надо. У меня есть сбережения. Остались от выручки за лошадей управляющего Гомбо. Если нужно будет откупиться от военной службы, возьмешь мои деньги и отдашь их управляющему Гомбо. Серебро белое, глаза у управляющего Гомбо красные, завидущие. Ему и невдомек, что к нему возвращается его же добро. Видит небо, хоть и прижимал меня управляющий Гомбо, но я из его добра для себя ничего — даже пылинки из-под ногтя — не взял. Все добрым людям, попавшим в беду, раздавал, как велит обычай.

— Говорят, на севере, в районе Кяхты, накапливает силы армия Сухэ-Батора и Чойбалсана, она уже не раз била гаминов. Старики поговаривают, что свобода придет с севера — Россия поможет Монголии. Это время, видимо, приближается. Великий человек красной России — Ленин — обещал Сухэ-Батору и Чойбалсану помощь.

Цэрэн, подкладывая в очаг аргал, взглянула на старика и спросила:

— Лузан-гуай, вы сказали: Ленин. Кто это такой?

— Ленин? Великий полководец и вождь рабочих и крестьян России. Наши ездили в Москву, встречались с Лениным. Они спросили его, как Монголии стать свободной и независимой. И он рассказал им, какой дорогой мы должны идти. А когда с нашей делегацией беседовал Сталин, он говорил, что монголы должны единодушно выступить против тех, кто пытается посеять ненависть между народами Монголии и Китая, кто, разжигая межнациональную рознь, готов способствовать империалистической агрессии Китая и Японии.

— Посмотрите, что еще я вам привез. Это наша газета. — Лузан вытащил из-за пазухи газету "Монголын унэн" 1. Она была зачитана, вся истерта на сгибах.

— Она попала ко мне через друзей, которые получили ее с севера. Гамины, белогвардейские патрули, солдаты с застав всех молодых мужчин отправляют в армию, стариков же пока не трогают, значит, еще есть возможность передавать… Ты почитай ее, а завтра утром вернешь. Я должен еще показать газету своим друзьям. Близится, близится час нашей победы, — проникновенно сказал Лузан.

— Никак наши приехали? — Никита поднялся с широкой лавки, стоявшей под окном, и, тяжело ступая деревянной ногой, вошел в кухню. Мария на ходу накинула полушубок и, опередив мужа, выбежала навстречу гостям. Она распахнула ворота настежь. Тройка вкатила широкие сани. Как только они остановились перед крыльцом, Иван и Батбаяр, сидевшие впереди, соскочили с саней. Иван откинул полог и помог вылезти Насанбату, а Батбаяр с Чжан-ши приподняли черную меховую полость из собачьих шкур и разбудили спящих детей.

Жена Ивана — Петровна — тоже вышла встретить гостей.

— Ой, Насанбат, тебя и не узнать. Совем, совсем большой человек стал. Как доехал, сынок? По замерз? Ну заходи в дом, отогревайся. — Петровна суетилась, хлопотала, радуясь приезду дорогих гостей.

Пока Мария, сноха Ивана, готовила чай, угощение, Петровна в горнице покрывала стол новой скатертью, искоса посматривая на раскрасневшуюся Чжан-ши.

— Смотрю на тебя, доченька, очень ты похожа лицом на отца. Твой отец с нашим стариком — большие друзья. Постой-ка, что я тебе покажу. Твой батюшка подарил мне маленькую шкатулочку собственной работы. — Словоохотливая старушка вытащила большой ключ, открыла старый сундук и подала Чжан-ши изящную резную шкатулочку ароматного камфарного дерева.

— Вот она. Твой батюшка перед отъездом на родину подарил. Дерево это душистое, чувствуешь, как пахнет? У нас здесь такое не растет. Этого запаха моль боится. Ничего в сундуке не трогает.

Чжан-ши взяла в руки шкатулку, искусно вырезанную отцом. И шкатулка, и распространяемый ею пряный запах напомнили ей родной дом, вспомнила она старенькую, добрую, как эта приветливая русская женщина, мать. Она осторожно поставила резную коробочку на стол, порывисто встала со скамьи и обняла добрую женщину.

— Вы так похожи на мою маму, — взволнованно прошептала она. Петровна поцеловала Чжан-ши в лоб.

Вошел Никита. Из кухни доносился разговор Насанбата и Ивана. Стукнула дверь. С улицы вошел Батбаяр.

— Ну, Петровна, ты что-то замешкалась… — загудел Иван. — Пора попотчевать гостей.

Он пригласил Батбаяра в горницу.

Напились чаю. Поели пельменей, приготовленных по-сибирски. Выпили подогретой по здешнему обычаю хорошей китайской водки — ханжи. Старики раскраснелись. Они уселись на широкую скамью, устланную войлочной подстилкой, и началась беседа.