Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Чтобы переубедить вас, — заговорил Сюй, — я вынужден был прибегнуть к крайнему средству — приставить к вам часовых. Вы забыли заявление нашего министра иностранных дел о том, что "признание Китаем так называемой автономной Внешней Монголии было не чем иным, как дипломатической уловкой, и носило временный характер". Чтобы приостановить распространение коммунистического влияния на Дальнем Востоке, должны быть использованы все средства. Возможно, мы будем вынуждены придвинуть свои войска непосредственно к границам России. Вы должны понять, что отказ Советского правительства от четырех миллионов, данных царским правительством в долг Внешней Монголии, аннулирование секретных договоров России с Японией и Китаем и признание Монголии свободным государством, имеющим право на внешние сношения без опеки Пекина или Петрограда, — это коммунистическая пропаганда, которая может нанести непоправимый ущерб всей пашей внешней и внутренней политике. Недаром даже наши князья сочли нужным скрыть заявление Советского правительства от своего народа, чтобы не толкнуть его в объятия красных. Но это рано или поздно обнаружится. Шила в мешке не утаишь. Вы должны были настроить монголов так, чтобы при одном упоминании о красных у них волосы вставали бы дыбом. Считаю, что в этом отношении вы добились немногого. Ваши князья должны сделать выбор между нами и большевиками. Либо они с нами — и тогда при условии полного и безоговорочного подчинения они могут рассчитывать на деньги, чины и звания, либо они с большевиками — и тогда красные руками их же крепостных отрежут им косы вместе с головами. Третьего не дано. И усатым детям, играющим в политику, пора бы уже это усвоить.

Времена и обстоятельства таковы, что нянчиться с монгольскими ханами и нойонами и связывать себя какими-либо обязательствами я не намерен. Руки у меня должны быть свободны. Нойоны узнают о вашем аресте, слухи об этом распространятся и дальше, таким образом я дам понять слепому старцу, живущему на берегу Толы, что значит иметь со мной дело. Итак, вашу миссию в Монголии можно считать законченной. В ближайшие дни я еду в Пекин и захвачу вас с собой. Приготовьтесь к отъезду. Прошу прощения за мой внезапный визит, — закончил генерал и, поднявшись с капа, вышел из кабинета.

Чен И проводил генерала до ворот и вернулся к себе. Он задумался. Старый прожженный политик, он прекрасно знал все слабости невежественного хана-пьянчужки и лам, падких на почести и деньги. Чен И постепенно прибрал к рукам ургинских правителей. Царский консул Орлов, отказавшийся подчиниться Советскому правительству, сделался послушным орудием в руках Чен И и тем самым способствовал повышению его престижа в глазах хана и министров, богдо-хан давно уже во всех вопросах внутренней и внешней политики ничего не решает без него. Многие нойоны и чиновники находились на содержании китайского посла, и он исподволь подготовлял "добровольный" отказ хана и его правительства от автономии. Это ли не заслуга перед государством? И вот в тот момент, когда дело уже близко к завершению, вдруг врывается этот солдафон Сюй и разрушает результаты многолетнего кропотливого труда!

Нет, он итого так не оставит! В Пекине он сумеет доказать, что ликвидацию автономии Монголии подготовил он, Чен И, а не Сюй. Он еще покажет этому выскочке, что значит рассердить его, Чен И. "Тоже еще выискался отец монголам! Посмотрим еще, что получится из этого отцовства!.." — негодовал Чен.

По Урге поползли загадочные слухи. Говорили, что до того, как генерал Сюй наводнил своими войсками столицу, во дворце произошло секретное совещание китайского посла с монгольскими министрами. На рынках и в монастырях шептались: продали удельные князья и премьер-министр Бадамдорж свою страну Китаю.

На молитвенных цилиндрах, установленных на окраинах Урги, появились воззвания:

"О тысячеокий гений-хранитель, накажи лекаря Сэрэнина, отравившего Сайн-нойон-хана Намдансурэна, спаси нас от тяжелого гнета китайцев. Ом мани падме хум! [150] Мистическая формула буддизма: "Да будет благословен рожденный из лотоса!" "

Вступление китайских войск в Ургу вызвало всеобщее возмущение. Старик, который прибыл из худона и во исполнение обета обходил монастыри и храмы, подливая масло в монастырские лампады, заметив среди молящихся Сайнбилэга, подозвал его и сказал:

— Судя по одежде, ты человек военный. Помоги мне, сынок. Я хочу помолиться ургинскому грозному гению-хранителю и поднести ему хадак. Но человек я неграмотный, а тут надо написать важную вещь. Ты ведь умеешь читать и писать по-монгольски?