— Отец умер, — тихо сказала Цэрэн Ширчину.
Ширчин построил шалаш, и, по обычаю, до похорон отца они поселились в нем. Похоронили они Джамбу на высоком скалистом склоне рядом с древними захоронениями. Исполняя волю отца, Ширчин пригнал овец в монастырь, однако он решил их выкупить. Свою просьбу он изложил казначею монастыря, но тот сухо ответил: "Негоже сыну покупать овец, завещанных для сотворения молитв по усопшему. Да и самому следует подумать о благодеянии. Впрочем, если уж тебе так нужно, можно и выкупить скот" — и назначил за овец явно завышенную цену. Но Ширчин все-таки овец купил. "Во-первых, их не зарежут, — думал Ширчин, — а во-вторых, Цэрэн два года ухаживала за ними и очень к ним привыкла".
Вместе с этими овцами у Ширчина и Цэрэн теперь насчитывалось около ста пятидесяти голов. Не так уж много, но и не мало по сравнению с тем, что у них было раньше. Теперь они уже не зависели от других, стали вполне самостоятельными хозяевами Ширчину и Цэрэн, столько времени ходившим в батрацкой упряжке, независимость казалась высшим счастьем. Но чтобы чувствовать себя в своей юрте таким же свободным, как сам богдо-хан, нужно неустанно, как сторожевые псы, ходить за скотом. Если хочешь сохранить скот, точно рассчитай, где, на каком пастбище и сколько времени его пасти, нужно наверняка знать, не заболеет ли здесь скот от ядовитой травы, не потревожат ли его волки. Чтобы скот нагулял побольше жиру, надо уметь найти сочную траву, да чтобы рядом пролегали солончаки; надо иметь запасное пастбище на весну, надо уметь выбрать стойбище и на лето и на осень. А как сделать, чтобы ни одна овца не осталась яловой? А как во время окота не допустить гибели ягнят от холода? Все это надо знать. Отправляясь в степь, нужно захватить с собой теплые метки для ягнят, иначе они после окота погибнут от холода. Надо их всех собрать и прелести на себе домой. И все это требует большого труда и неусыпного внимания.
Весной, в пору окота, маленькая юрта Ширчина, как и у всех скотоводов, наполнялась ягнятами. В ней становилось так тесно, что хозяевам порой и места не оставалось — ни присесть, ни пройти. А ходить приходится без конца; ягнят выносить к маткам, потом снова вносить в юрту, вовремя подкладывать под них сухой аргал. В такую горячую пору только поворачивайся. А ведь и другой работы хоть отбавляй: и аргал собирай, и шкуры обрабатывай, и одежду шей, и обувь тачай, и молочные продукты на зиму и на весну запасай. И почти вся эта нескончаемая домашняя работа ложится на плечи женщины.
* * *
Вот уж подошла и седьмая годовщина образования автономной Монголии. После освобождения страны от иностранного гнета народ надеялся, что жить станет легче. Однако и самые терпеливые стали терять веру. По-прежнему привольно жилось только нойонам и богачам. А трудовой люд жил если и не хуже, чем при маньчжурах, то и не лучше. Налоги, например, не убавились, а даже прибавились!
И многие араты всеми правдами и неправдами старались перейти из хошунов в шабинское ведомство богдо. Ведь шабинское ведомство свободно от значительной части налогов, которыми население облагается в хошуиах. Но перейти в шабинское ведомство не просто: без крупной взятки тут не обойдешься. А кто в состоянии ее дать? Да опять же тот, у кого мошна тугая! Вот и выходит, что бедняку попасть сюда труднее, чем в рай. До возведения на ханский престол Джагдзандамбы-хутухты в шабинском ведомстве числилось пятьдесят с лишним тысяч человек. Прошло несколько лет, и цифра почти удвоилась, но увеличение это произошло за счет людей состоятельных. Выходило, что бедняку даже в ханские крепостные попасть нелегко.
Ширчин тоже испытал на себе тяжелое бремя налогов. Хоть семья его состояла всего из двух человек, притом еще молодых и полных сил, и работали они от зари до зари, сводить концы с концами становилось все труднее и труднее. Особенно донимали разные богослужения и молебствия: почти каждый день приходилось давать средства на чтение книг и молебны, как предписывалось в посланиях богдо.
Ламы являлись читать молитвы и в юрты к аратам и собирали их на молебствии в монастырях. Все это требовало больших расходов: тысячи и тысячи лам взимали с аратов свою дань. На богослужения в Ургу собирались ламы почти из всех монастырей страны. Длились эти молебствия иногда по нескольку недель. И за все расплачивался народ.
Весною Ширчин поехал охотиться на тарбаганов. Ему нужно было заработать денег на уплату налога, Цены на тарбаганьи шкурки поднялись, их нарасхват брали китайские, английские и американские скупщики.
Читать дальше