Бямбын Ринчен - Заря над степью

Он спешился и долго еще не мог успокоиться. Стоило помянуть Джантай, как он снова начинал ругаться.

Цэрэн привязала коня, успокоила свекра и увела его в юрту.

— Ширчин ушел охотиться на лис. К вечеру должен вернуться. Зимник у нас теплый, как видите, скот в теле, — говорила Цэрэн, разжигая огонь в очаге. Не успел Джамба оглядеться, как чай уже закипел.

Умело поставленная небольшая юрта сына была аккуратно прибрана. На полу — войлочные расшитые половики и шкуры джейранов. В северной части юрты — столик с узорной резьбой, у очага — большой медный кувшин, около двери — посудный шкафчик. Все сияет чистотой, сразу видно, что здесь хозяйничают старательные женские руки. И уютно и тепло. Джамба постепенно успокоился и с удовольствием стал пить горячий ароматный чан.

Цэрэн приготовила из дичи с диким луком вкусный суп, достала из сундука графинчик и поднесла Джамбе полную пиалу архи. Это окончательно растрогало старика. Он омочил в водке безымянный палец правой руки, стряхнул капли в огонь и обратился к снохе с благопожеланием:

Растроганная Цэрэн сказала:

— Да сбудутся ваши добрые слова!

С тех пор как Джамба отделил несколько овец и ушел к приемному сыну, он ни разу не был у Джантай, а она решила, что ей лучше вернуться под крылышко своего богатого брата. Старик и не пытался вернуть свое имущество и скот. Но все же обида норой поднималась и иногда он жаловался своим приятелям:

— Эта жадная ведьма присвоила все мое имущество, добытое честным трудом. Должно быть, я еще в предыдущей жизни задолжал ей. У меня только и осталось, что одежда на мне да лошадь, на которой я пригнал тогда к сыну своих овец. Теперь уж ничего не поделаешь, — заключал он и потом вдруг снова вскипал: — Пусть эта ненасытная Джантай с бездонными глазами переродится пятьсот раз вместе со своим жадным братцем в вечно голодных демонов.

Два года прожил Джамба у своего приемного сына, не зная нужды, спокойно и счастливо. Цэрэн ухаживала за ним, как за родным отцом.

У скотоводов, кочующих по необъятным просторам степей, встречи не часты. А встретившись, они прежде всего справятся о нагуле скота, о том, не донимают ли стадо волки. С ними особенно не разговоришься. Но Джамба не скучал и был вполне доволен своей жизнью, чувствовал себя у приемного сына превосходно.

Но вот однажды он ощутил острую боль в сердце. Старик понял: близок конец. И решил он, пока в здравом уме, оставить завещание Ширчину.

— Сынок, кажется мне, что мой дом со стенами отдаляется и близка скалистая обитель. Пока жив, хочу сказать свою волю. Вы с Цэрэн ухаживали за мной, как за родным отцом. За эти годы Цэрэн вырастила от моих овец немало молодняка. Это — вам. А овец после моей смерти пожертвуйте в монастырь Ламын-гэгэна. Пусть ламы помолятся за меня. Эту мою волю обязательно выполни, слышишь?

— Хорошо, отец, — ответил Ширчин.

Старик успокоился, посмотрел на сына и сноху, достал четки и начал шептать молитвы…

Однажды утром Джамба, который обычно вставал очень рано, не встал даже к чаю. Цэрэн удивилась. Она окликнула свекра, но тот не ответил. Тогда она подошла к старику и осторожно взяла его руку. Джамба был мертв.