Бямбын Ринчен - Заря над степью

Нойоны и министры, собравшиеся в Верхнем хурале, единогласно утвердили проект обращения: шестнадцать министров и нойонов во главе с Бадамдоржем скрепили обращение своими подписями и печатями. Хан собственноручно утвердил подписи министров.

Так Монголия снова оказалась под пятой китайской военщины.

Генерал Сюн торжествовал. Его миссия закончилась успешно: богдо-хан, его нойоны и министры покорно склонили перед ним головы. И генерал выехал в Пекин, чтобы лично доложить президенту о победе.

В первый зимний месяц того же года китайский президент опубликовал правительственный указ, в котором говорилось, что в соответствии с просьбой монгольских ванов, гунов и высшего ламства Монголия присоединяется к Китаю. Этим же указом богдо-хану присваивалось довольно замысловатое звание: "Великий Джавдзандамба, святой хан Внешней Монголии, опора добродетели и совершенствования". Хану было предоставлено право на получение крупных денежных сумм на всякого рода расходы. Президент по телеграфу запросил из Урги список лам и нойонов, принимавших деятельное участие в решении вопроса о присоединении Монголии к Китаю. Он намеревался представить их к наградам. А генерал Сюн со своей стороны телеграфировал бывшему премьер-министру Монголии о присвоении ханше звания "одаренной, чистой, драгоценной, мудрой и светлой матери".

Узнав о телеграмме президента, нойоны и бывшие министры гуськом потянулись к воротам бывшего премьер-министра с подарками, чтобы Бадамдорж, чего доброго, не забыл кого-либо из них включить в список для представления к наградам.

Сам Бадамдорж надеялся, что исполнится его заветная мечта: ему очень хотелось получить звание чин-вана. Думал он и двойной оклад получить. Нельзя сказать, что в этих своих помыслах он был одинок. Об этом мечтали и Цэцэн-хан Наванцэрэн, и Дирхан ван Пунцагцэрэн, и ван Цогбадрах, и ван Цэдэнсоном, и чин-ван лама Дашдэндон. Да и остальная многочисленнач орава нойонов стремилась получить повышение в чинах и званях, на худой конец хотя бы на один ранг.

Рынки, улицы и площади городов Монголии — Урги, Улясутая, Кяхты, Сайнбейсе, Кобдо — заполнили толпы наглых китайских солдат и высокомерных офицеров оккупационной армии генерала Сюя. Словно из-под земли, появилось множество китайских торговцев. Они бесцеремонно лезли в каждую дверь и навязывали американскую жевательеую резнику, китайские духи, табак и внимательно прислушивались к разговорам.

Стоило на улице или в закусочной собраться трем-четырем монголам, как возле них уже оказывались лоточники, предлагавшие репейное масло, дешевенькие зеркальца, порнографические открытки.

— Эти китайские торгаши надоедливее комаров. Тех хоть дымом можно разогнать, а этих ничем не проймешь, — подшучивали добродушные скотоводы, к которым липли эти плохо замаскированные шпионы.

Как грибы после дождя росли притоны морфинистов, курильни опиума, дома терпимости — низкоразрядные и "только для господ офицеров". И всюду сновали вездесущие фотографы. Они фотографировали жилые дома, дворцы, храмы, монастыри и чуть ли не в каждой юрте навязывали свои услуги. Если кто-либо интересовал их особенно, они предлагали фотографироваться даже бесплатно.

На рынках и площадях появились легионы прорицателей и хиромантов.

В первых числах среднего зимнего месяца девятого года со дня возведения хана ургинские министерства и канцелярия ведомства богдо-гэгэна получили предписание, строго обязывавшее всех нойонов и министров, все высшее ламство явиться на площадь перед Желтым дворцом. Это была подготовка к торжественному параду по случаю вручения хану печати и наград.

Младшие китайские офицеры без промедления приступили к строевым занятиям с ванами, Гунами и высокомерными медлительными ламами. Хутухты, хамбы, цоржи, нойоны и чиновники были построены в две колонны. Строем эти люди никогда не ходили, ноги путались в длинных дэлах; задние, ломая строй, то и дело наступали на подолы идущих впереди. Колонна двигалась неуклюже, то беспорядочно теснилась, то замедляла ход. А тут еще не все понимали китайские команды. Но наставники были неутомимы, и занятия продолжались. Ведь надо было приучить эту огромную массу людей одновременно по команде кланяться. Зрелище было забавное, и послушники Дзун-хурэна, глазевшие на эту картину, весело смеялись, передразнивая неуклюжие движения маршировавших.