Бямбын Ринчен - Заря над степью

Парадную дверь Желтого дворца открыли настежь. С улицы через дверной проем был виден установленный посреди приемного зала портрет китайского президента. Хан, приблизившись к портрету, по знаку главного церемониймейстера низко поклонился. Вслед за ханом по команде портрету поклонились стоявшие перед дворцом празднично одетые высшие ламы, ваны и гуны. Это повторилось девять раз.

И каждый раз, когда хан склонял голову перед портретом, гремел салют китайских пушек. Затем генерал Сюй преподнес хану дар президента — большую четырехугольную золотую печать. На печати на китайском и монгольском языках было выгравировано: "Великий Джавдзан-дамба, святой хан Внешней Монголии, опора добродетели и совершенствования".

Вслед за ханом из рук того же китайского генерала Сюя — истинного хозяина оккупированной страны — ханша получила грамоту президента о даровании ей высокого звания "одаренной, чистой, драгоценной, мудрой и светлой матери". Грамоту подкрепляло дарованное ханше серебро.

Наград президента удостоились также многие высшие ламы, ваны и гуны, деятельно помогавшие превратить независимую Монголию в Северо-западный край Китая, управляемый генералом Сюем.

Бывший премьер-министр Бадамдорж получил, во-первых, свое прежнее доходное место — должность управляющего Шабинского ведомства, звание чин-вана, удвоенное содержание за титул и право сидеть на втором после хана месте. Генерал Сюй от себя подарил Бадамдоржу американскую автомашину марки "додж".

Цэцэн-хану Наванцэрэну, Дархан-вану Пунцагцэрэну, вану Цогбадраху, вану Цэдэнсоному и чин-вану Дашдэндову вдвое повысили оклады. Остальные ламы и нойоны были повышены в чинах на один ранг.

Само собой разумеется, все расходы, связанные с этими наградами, должны были покрываться за счет внутренних ресурсов, то есть за счет все тех же аратов. Так светские и духовные феодалы за девять лет ухитрились дважды получить высокие звания и награды. Им все приносило барыши — и отделение Монголии от Китая, и воссоединение с ним.

Разодетые пестро, как попугаи, ваны, гуны и чиновники построились перед дворцом в две колонны и по команде китайских офицеров по очереди кланялись, как заводные куклы. Пушки палили почти беспрерывно. А в этот момент толпа монголов, незаметно придвинувшись к главным воротам, сорвала китайский флаг и разорвала его в клочья.

Сначала китайцы даже не поняли, что произошло, настолько это было неожиданно. Но тут же все сделали вид, что ничего особенного не случилось, хотя великолепно понимали, что этот акт означает. Да, монгольский народ ненавидит их. Сделали вид, что ничего особенного не произошло, и офицеры генерала Сюя. И лишь китайские полицейские, разогнав скопившуюся у ворот толпу, со смущенным видом подбирали грязные лоскуты пятицветного полотнища.

Монголы по окончании церемонии расходились по домам подавленные: богдо получил награду за то, что продал чужеземцам свою родину! Что может быть позорнее? Многие тайком утирали слезы. Никто не покупал у китайских лоточников, сновавших в толпе, ни сигарет, ни сладостей, ни фруктов, ни американской жевательной резинки.

Насанбат вернулся домой тоже удрученный. Вся эта церемония возмутила его. В знак протеста он решил бросить службу. Но когда он на другой день явился в министерство, у входа в здание уже стояли два вооруженных китайских солдата. Заведующий отделом сказал Насан-бату:

— Монгольские министерства распущены, министры сдают печати и дела китайскому уполномоченному. Писаря и все другие низшие служащие уволены, но, если ты желаешь, можешь подать заявление с просьбой о зачислении в китайское Управление по делам Северо-западного края. Таким, как ты, нетрудно найти работу. Гамины охотно берут людей, знающих китайский язык, — Так утешал Насанбата его бывший начальник, думая, что юноша огорчен тем, что остался без работы. Чтобы успокоить его, он сказал Насанбату еще несколько утешительных слов. Но тот, к его удивлению, наотрез отказался служить у оккупантов.

На улице Насанбата догнал курьер министерства и шепнул:

— Ты, сынок, поди получи хоть жалованье, ни к чему оставлять деньги черномундирникам!

— Ты прав, уважаемый, — согласился Насанбат.

— Прав-то прав, а вот откровенничать со своим бывшим начальником не следовало. Разве ты не знаешь, что это известный доносчик? Он еще при маньчжурах прославился на всю Ургу. Будь уверен, он передаст кому следует все, что ты сказал, да еще от себя прибавит, чтобы выслужиться перед новыми хозяевами.