Бямбын Ринчен - Заря над степью

Тренировка продолжалась несколько дней без передышки. Наконец "новобранцы" кое-как овладели маршировкой, строгие китайские офицеры, казалось, были удовлетворены и дали им передышку.

Седьмого числа среднего зимнего месяца, начиная от Зеленого дворца богдо вплоть до Дзун-хурэна, по обеим сторонам дороги были выстроены войска. От здания министерства финансов до Желтого дворца стояли китайские части. Упитанные, важные, в новом обмундировании, с новенькими винтовками, поблескивавшими штыками, китайские солдаты стояли по обе стороны от больших внутренних ворот до самой Триумфальной арки, сооруженной в честь хутухты Джавдзандамбы еще китайским императором. Монгольские части поставили перед центральным молитвенным цилиндром Дзун-хурэна — близко к дворцу их не пустили.

Над главными дворцовыми воротами развевалось пятицветное китайское знамя, символизирующее содружество наций. Каждый цвет обозначал нацию: красный — китайцев, желтый — мапьчжуров, синий — монголов, черный — тибетцев, белый — тюрко-мусульманские племена.

Жители Урги собрались на широкой площади еще до построения китайских войск. Площадь заполнили женщины, дети, старики — местные жители и араты, приехавшие сюда из худонов, тысячи простых лам.

Китайские полицейские в черной униформе, не привыкшие к монгольским морозам, ежились, по упрямо шагали взад и вперед, размахивая дубинками.

Представители китайских фирм и торговцы с самодовольным видом оглядывали стройные ряды китайских войск — вот, мол, настоящая армия! Они с явным прозрением смотрели на разношерстную толпу монголов, на которых то и дело покрикивали полицейские.

Насанбат тоже замешался в толпу.

— Теперь мы поговорим с этими вонючими монголами. Говорят, что их заставят уплатить нам все старые долги, — долетели до него слова какого-то китайского торговца.

Среди монголов стоял старый китаец в допотопном овчинном полушубке и таких же брюках.

— Эй, китаеза, чего толкаешься здесь? Иди к своим! — насмешливо обратился к нему какой-то лама. — Видал, как они носы позадирали? Ведь сегодня на вашей улице праздник.

— Это праздник для наших мандаринов да ваших бонз и нойонов, а не для меня. Мне среди них делать нечего. Я трудовой человек и нойоном стать не собираюсь, — ответил китаец.

— Он прав. А ты, гололобый, не смейся над старым человеком. Коль ты такой смелый, поди и поговори вон с теми, — обрезал ламу седоусый монгол.

Заметив стоявшего рядом со стариком широкоплечего молодого монгола, лама прикусил язык и горкнул в толпу.

— Смотри-ка, что ото подымают над воротами? Неужели наш богдо-хан пройдет под их поганым знаменем?

Вот дожили, гамины вывешивают над нашими головами свою погань! Разорвать бы ото тряпье да выбросить, — гневно ворчала какая-то старуха.

— Придет время, бабушка, разорвем и выбросим! Вот подожди, закипит народ, начнется заваруха, выберем подходящий момент и выбросим эту погань, — ответил старухе смуглолицый детина в латаном доле на могучих плечах.

Прогремел орудийный выстрел, за ним другой и третий. Это означало, что богдо-хан выехал из Зеленого дворца.

Между рядами китайских войск показалось два автомобиля: они остановились перед Триумфальной аркой. Из передней машины вышли адъютанты. Они распахнули дверцу генеральского автомобиля. Волоча по земле длинные сабли в никелированных ножнах, офицеры вынесли из открытой машины громадный портрет президента Китая, укрепленный на носилках, обитых шелком.

Под звуки барабанов и медных труб портрет понесли к Триумфальной арке. Впереди с высоко поднятой головой шел генерал Сюй. По сигналу церемониймейстера нойоны, ламы и чиновники пали на колени и замерли в почтительном поклоне.

С южной стороны ко дворцу подходила ханская процессия. На этот раз богдо-хан выступал уже под более скромным званием богдо-гэгэна Джавдзандамбы.

В паланкине с золотым шаром наверху восседал богдо, за ним несли паланкин ханши, далее двигалась многочисленная свита. Отряд телохранителей, сопровождавший богдо, дойдя до молитвенных цилиндров, окружавших Дзун-хурэн, остановился.

У Триумфальной арки богдо с трудом вылез из паланкина. Двое лам, поддерживая слепого владыку, повели его к воротам Желтого дворца. За ними следом шла ханша.

Хана ввели во двор через калитку. Большее оскорбление трудно было придумать: китайский генерал вошел через главный вход, а светский и духовный глава Монголии прошмыгнул в калитку, через которую обычно послушники таскают ламам кувшины с чаем и подносы с едой.