Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

- Матерь Божья! - только и вскрикнул молодой великий князь и рванул коня навстречу мчавшейся карете…

И когда казалось, что кони вот-вот сомнут великого князя с лошадью, он развернул ее поперек передней упряжи. Кони вздыбились и остановились.

Подъехали испуганные оружные рынды. Кричали ездовые. В открывшуюся дверь вывалилась из кареты великая княгиня Софья. Она пыталась что-то крикнуть молодому великому князю, но тот уже, повернув коня, поскакал к Москве…

Вечером воротившийся из Троице-Сергиевой лавры Иван Третий сказал Ивану Молодому:

- Что остановил коней, спасибо. Но не могу понять, почему ты не захотел выслушать Софью?

Между ним, Иваном Молодым, и Софьей намечалась невидимая трещина. Она сама по себе ширилась, грозила перерасти во вражду.

Пока был холодок в отношениях. Его замечали не все. Но те, кто уловил, занимали одни сторону великой княгини, другие - молодого князя.

Изредка, улучив момент, Софья говорила государю:

- Сердцем чую, неугодна я Ивану Молодому. Но чем?

Иван Третий мрачно усмехался:

- Нет, княгиня, тебе мнится.

Однако капля за каплей слова Софьи копились в душе князя водицей озерной. Не жаловалась Софья по мелочи, роняла государю слова весомые о молодом великом князе.

Не думал Иван Третий обращать на это внимание, но сам того не уловил, когда стал замечать отчуждение сына от мачехи.

А кто из них прав?

Заснеженная Москва сугробами огородилась. Сугробы на улицах вдоль ветхих плетней и высоких заборов. Избы и домишки по оконца в снегу зарылись. Только хоромы боярские двухъярусные с высокими ступенями в расчищенных подворьях красуются.

Домик Саньки бревенчатый, островерхий. Сени просторные и комнаты светлые. Одна - кухня с полками у стены для посуды глиняной, обожженной, ложек деревянных, чугуночка для варки стряпни всякой. А вторая горница - постель, рядном крытая, лавки и стол, да еще сундучок, скованный полосовым железом.

На столе поставец для свечи, а на стене подставка для плошки. Но Настена больше на кухне лучинки жжет, обгоревшие остатки в глиняный тазик с водой плюхаются.

Домик у Саньки светлый, оконца в рамах, переплет мелкий, не бычьими пузырями окна затянуты, а в италийских стекольцах.

Придет Александр, сын Гаврилы, из Кремля, где стоит их полк дворянский, - а служба у него хоть и не хлопотная, но в отъездах частых, дома гостем редким бывает, - сядет на кухне за столом, Настеной любуется. Она у него ладная, сноровистая, на подворье успевает и в доме: хлебы выпечет, щи и кашу гречневую сварит.

У печки зыбка, в ней до поры малец Санькин, тоже Санька, качался. Теперь Санька подрос, и Александр ему кроватку со стенками соорудил, чтоб во сне не вывалился.

Ест Александр за чистым столом, Настена его добела каменьями отчищала. Не снуют по столешнице тараканы, а в подполье не шебуршат мыши.

Привадила Настена бродячего кота. Отъелся он, отоспался и день-деньской ходит по дому к удовольствию маленького Саньки.

Так и протекает жизнь у Александра из рати полка дворянского.

С Чудского озера дуют на Псков ветры: зимой пронзительные, с весны влажные. Они ударяются о замшелые башни и крепостные стены, хозяйничают в посаде и городе. Ветры ворошат соломенные крыши рубленых изб, вращают тесовых петушков на боярских теремах. Зимой ветры скользят по льду реки Великой, в иную погоду будоражат воду.

Стоит Псков на пути вторжения немцев на Русь, перекрывает дорогу и князьям литовским.

Всегда утверждали, что Псков - младший брат Новгорода, и коли грозила Пскову вражеская сила то поднимался на рать старший брат. Новгороду угрожали - псковичи за оружие брались.

Миновали годы, и так было.

Но вот пошли на Новгород великие князья московские, подступили их полки к стенам городским, и не поднялись псковичи в защиту новгородцев, на сторону Москвы переметнулись и даже ратников своих на Новгород выставили.

Покорен Псков, у Москвы защиты ищет от немецких рыцарей. Последний год они начали тревожить псковичей. Того и гляди, к Пскову подступят.

Неймется немцам, давно на земли псковские покушаются. Вот и шлют псковичи в Москву великим князьям грамоты, чтоб встали с полками на западном рубеже…

Боярин псковский, посол города Пскова, Ивана Третьего и Ивана Молодого застал в подмосковном селе Острове. Великие князья сидели на лавках за дощатым столом, ели из одной миски крутую кашу. Тут же и грамоту псковичей прочитали.

Иван Третий бровями шевельнул, рукой по столешнице пристукнул: