Борис Тумасов - На рубежах южных

Там, где над Кавказским хребтом поднимается Эльбрус, одетый в белую снежную папаху, из древнего ледника вытекают три чистых ручья. Легкие и стремительные, мчатся они, как горные козы — куланы. И карачаевцы, жившие в этих местах, так и прозвали эти быстрые потоки: Учкулан — три козы. Убегая от вечных холодов, они сливаются у аула Учкулан, образуя Кубань–реку. Течет Кубань через землю черкесскую и землю казачью, поворачивает на запад, набирает силы и, широкая, полноводная, уходит к морю.

Вдоль реки — южная граница русской земли. Многое видела буйная Кубань: и стремительных скифов, и отряды готов, свирепых гуннов царя Аттилы и кочевников болгар, вежи печенегов и половцев. Топтали её гривастые степные скакуны воинов Чингиз–хана. Народы приходили и уходили. В степи вырастали новые могильные курганы, а Кубань оставалась прежней — бурной, полноводной, яростной…

В конце XVIII века с Украины на Кубань, на земли бывшего русского княжества Тмутараканского, переселились запорожские казаки, названные незадолго до этого черноморскими. Пришли они сюда, на южный рубеж государства Российского, по велению царицы, чтобы своими станицами закрыть дорогу на Русь туркам и немирным абрекам.

С той поры и стала заселяться кубанская земля.

Весна пришла на Кубань. Старые вербы полощут сочные листья в мутной воде. Ветер гонит рваные тучи, со свистом проносится по безлюдным станичным улицам и, ударяясь о белые мазанки, вырывается в степь. Рано пробудилась в этот день станица Васюринская. Длинной лентой белых хат вытянулась она на правом обрывистом берегу Кубани. Многое напоминает в ней о гордом прошлом Запорожской Сечи. Вспоминали старики, что ещё в начале XVI века объявился на Сечи казак Васюринский. Храбростью снискал он уважение своих боевых товарищей, и, когда стали казаки делиться на курени, избрали они его куренным атаманом. Шли годы, много было атаманов, а имя Васюринского прочно закрепилось за куренем. Потомки тех запорожцев, казаки этого куреня, и основали на Кубани сторожевую станицу Васюринскую…

Ранним утром с ночного лова возвращался в станицу молодой казак Федор Дикун. Кубань, вспененная, дикая, мчала лодку вдоль рыжей кручи, норовила разбить её. Но Федору любо померяться силой с буйной рекой. Крепкий, ладный, он ловко работает вёслами. Еще и солнце не выгрело, а ему жарко. На смуглом лице выступили капельки пота. Федор вытирает их рукавом свитки. На дне лодки, разбрасывая брызги, бьётся двухаршинный сом, мучительно зевает большим ртом. Дикун приналёг на весла. Они протяжно скрипят в уключинах. Наконец, вырвавшись из стремнины, Федор погнал лодку к берегу, низким голосом запел:

Федор не видел, как, услышав его песню, ускорила шаг молодая казачка, спускавшаяся по крутой тропинке к реке. Только ведра быстрее закачались на расписном коромысле. Придерживая их, казачка смотрела на сильного гребца, и в губах её пряталась улыбка.

Сбежав к вербам, возле которых казаки обычно чалили свои лодки, девушка поставила ведра и затаилась у дерева. А песня неслась над Кубанью:

Лодка быстро приближалась. Зашуршав по песку, она мягко толкнулась о берег.

— С чего ж оно у тебя ноет? — раздался девичий голос.

Федор резко обернулся.

— Анна! И как же я тебя не заметил?

С минуту они смотрели друг на друга, не пряча своей радости. Потом девушка смутилась, отвела взгляд.

— Эх ты, казаче! За песней и абрека просмотришь. Он бы тебя враз связал, — проговорила она.

— Не свяжет! Я его вот так. — Федор подхватил Анну, легко поднял её.

— Пусти, сбесился, — попыталась вырваться она, — Увидят. Вон глянь!