Колин Маккалоу - Битва за Рим

У Цинны встали дыбом волосы, он в ужасе уставился на Сертория:

– Хочешь сказать, он готовит кровавую баню?

– Полагаю, да. И не думаю, что кто-либо способен ему помешать.

– Но это невозможно! Мне совершенно необходимо войти в Рим в качестве законного консула, восстановить мир, предотвратить дальнейшее кровопролитие, попытаться снова вернуть наш бедный Рим на правильный путь.

– Желаю удачи, – сухо бросил Серторий и встал. – Я буду на Марсовом поле, Луций Цинна, и никуда оттуда не двинусь. Мои люди повинуются мне, можешь твердо на это рассчитывать. Я поддерживаю восстановление полномочий законно избранного консула! Это, а никак не фракцию Гая Мария!

– Да, любой ценой не покидай Марсова поля. Но я прошу тебя принять участие в переговорах, если они начнутся.

– Не тревожься, это фиаско я ни на что не променяю, – отчеканил Серторий и удалился, утирая левую щеку.

Уже назавтра, однако, Гай Марий свернул лагерь и увел свои легионы прочь от Рима, на равнины Лация. Смерть Помпея Страбона стала уроком: скопление огромного количества людей вокруг такого крупного города было чревато страшными болезнями. Марий решил, что лучше будет увести людей в провинцию, где свежий воздух и чистая питьевая вода, и там разжиться, мародерствуя, хлебом и прочей провизией, благо на равнинах Лация хватало житниц и амбаров. Ариция, Бовиллы, Ланувий, Антий, Фикана и Лаврент сдались без малейшей попытки сопротивляться.

Услышав об отходе Мария, Квинт Серторий задумался, не сработал ли в этом случае инстинкт самосохранения, подсказавший не подставлять себя и своих людей под удар Цинны. Может быть, Марий и был безумцем, но уж точно не дураком.

Кончался ноябрь. Все на обеих сторонах – или, правильнее сказать, на трех сторонах – знали, что «настоящая» римская власть – Гней Октавий Рузон и присные – обречена. После смерти Помпея Страбона его армия наотрез отказалась принять Метелла Пия как своего командующего, прошагала по Мульвиеву мосту и перешла на сторону Гая Мария. Но не на сторону Луция Цинны.

Смерть от эпидемии скосила уже более восемнадцати тысяч человек, многие из которых служили в легионах Помпея Страбона. Амбары Рима полностью опустели. Чувствуя начало конца, Марий вернул на южный склон Яникула свою пятитысячную личную стражу, рабов и отпущенников. Настораживало то, что остальную армию – самнитов, италиков, остатки сил Помпея Страбона – он держал на расстоянии. «Заботится о собственной безопасности?» – гадал Квинт Серторий. Похоже было на то, что Марий намеренно держит свои главные силы в резерве.

В третий декабрьский день небольшой отряд пересек Тибр по двум мостам, миновав остров. Возглавлял отряд Метелл Пий Свиненок, были в нем и цензор Публий Красс, и братья Цезари. У края второго моста их ждал Луций Цинна. И Гай Марий.

– Приветствуем тебя, Луций Цинна, – заговорил Метелл Пий, взбешенный присутствием Гая Мария, тем более что тот привел с собой отвратительного Фимбрию и великана-германца в вызывающих золотых доспехах.

– Ты обращаешься ко мне как к консулу или как к частному лицу, Квинт Цецилий? – холодно спросил Цинна.

Услышав это, Марий обрушился на Цинну с руганью:

– Слабак! Бесхребетный болван!

Метелл Пий сглотнул.

– Как к консулу, Луций Цинна, – сказал он и тут же получил не менее гневную отповедь от Катула Цезаря:

– Изменник!

– Этот человек не консул! Он повинен в святотатстве! – крикнул цензор Красс.

– Ему не нужно быть консулом, он победитель! – гаркнул Марий.

Зажав ладонями уши, чтобы не слышать криков – кричали все, кроме него и Цинны, – Метелл Пий сердито отвернулся и зашагал по мосту назад в Рим.

Октавий, услышав о происшедшем от злосчастного Свиненка, тоже на него напустился:

– Как ты посмел признать, что Цинна консул? Он не консул, а святотатец! – прорычал Октавий.

– Нет, он консул, Гней Октавий, и останется консулом до конца этого месяца, – холодно возразил Метелл Пий.

– Тот еще из тебя дипломат! Как ты не понимаешь, что мы никак не можем допустить признания Луция Цинны консулом, облеченным властью? – Говоря это, Октавий грозил Свиненку пальцем, как учитель – нерадивому ученику.

Свиненку изменило терпение.

– Ну, так ступай и сам веди переговоры! И не вздумай больше грозить мне пальцем! Ты никто. Выскочка, не забывай! А я – Цецилий Метелл, мне сам Ромул не вправе указывать! Нравится это тебе или нет, Луций Цинна – консул. Если я вернусь и он снова задаст мне этот вопрос, то получит тот же ответ.