Колин Маккалоу - Битва за Рим

– Кто вас нанял? Сенат и народ Рима? – спросил дуумвир окрепшим голосом.

– Они самые.

– Я тебе не верю. Предъяви доказательства.

– Этот человек приговорен к смерти за государственную измену! Ты знаешь, что это значит, дуумвир. В любой римской и латинской колонии его вправе лишить жизни. Мне приказано не доставить его в Рим живым и невредимым, а привезти назад его голову.

– Раз так, – спокойно ответствовал старший магистрат, – тебе придется вступить в бой с Минтурнами за его голову. Мы здесь, в Минтурнах, не какие-то варвары. Такой именитый гражданин Рима, как Гай Марий, не будет обезглавлен, как раб или чужеземец.

– Строго говоря, он больше не гражданин Рима, – грозно возразил командир всадников. – Но раз ты хочешь исполнить все честь по чести, предлагаю тебе сделать это самому! Я доставлю из Рима все необходимые доказательства, дуумвир! Я обернусь за три дня. Гаю Марию лучше расстаться с жизнью, иначе весь город будет держать ответ перед сенатом и народом Рима. Через три дня во исполнение данного мне приказа я отделю голову от мертвого тела Гая Мария.

Пока шли эти переговоры, Гай Марий стоял качаясь, окруженный своими недругами, – бледный призрак, чье ужасное положение заставляло многих проливать слезы. Один из конников, обозленный промедлением и чувствуя подвох, выхватил меч, чтобы зарубить Мария, но толпа ринулась вперед, не боясь лошадей и мечей, готовая спасать пленника. Стража магистратов тоже изготовилась к бою.

– Минтурны поплатятся за это! – прорычал главарь.

– Минтурны казнят осужденного в соответствии с его dignitas и auctoritas , – ответил старший магистрат. – Уезжайте!

– Погодите! – раздался хриплый голос, и все жители Минтурн уставились на Гая Мария. – Этих славных людей вы еще можете обмануть, но только не меня! У Рима нет кавалерии для охоты на приговоренных, нанять ее не может ни сенат, ни народ, только частные лица. Кто нанял вас?

Голос Мария так явственно напоминал о былых временах, о боях под его штандартами, что язык командира отряда опередил его самого, и он, не успев спохватиться, отчеканил:

– Секст Луцилий.

– Благодарю тебя, – сказал Марий, – я запомню.

– Я мочусь на тебя, старик! – презрительно бросил главарь и зло дернул уздечку своего коня, чуть не поставив его на дыбы. – Ты дал мне слово, магистрат! Надеюсь, что, вернувшись, я найду Гая Мария мертвым и смогу отделить голову от его трупа.

Лишь только отряд ускакал, дуумвир кивнул своей страже.

– Отведите Гая Мария в тюрьму! – последовал приказ.

Стража вывела Мария из толпы и осторожно провела до храма Юпитера Всеблагого Всесильного, чтобы запереть в одиночной камере в подвале, обычно использовавшейся для усмирения разбушевавшегося пьянчужки или для временного содержания опасного преступника.

Когда Мария увели, толпа разбилась на кучки и взволнованно загудела; почти никто не уходил дальше таверн по периметру площади. Там Авл Белей, наблюдавший все от начала до конца, стал переходить от группы к группе, не умолкая ни на минуту.

В Минтурнах было несколько общественных рабов, среди которых выделялся один – чрезвычайно расторопный, приобретенный городом у странствующего работорговца двумя годами раньше. С тех пор городу ни разу не пришлось пожалеть об уплаченной за него внушительной сумме – пяти тысячах денариев. Теперь этому парню по имени Бургунд, гиганту-германцу из кимвров, было двадцать лет. Он был на целую голову выше самых высоких мужчин Минтурн, имел могучую мускулатуру и обладал силой, от которой у всех вокруг захватывало дух, – полностью искупавшей отсутствие блестящего ума и душевной тонкости; чего и не приходилось ожидать от малого, попавшего в рабство в шестилетнем возрасте, после сражения при Верцеллах, и с тех пор принужденного к существованию варвара-невольника. Не для него были привилегии и заработки образованных греков, продававшихся в рабство, в надежде хорошо устроиться; Бургунду платили сущую мелочь, жил он в убогой бревенчатой хижине на краю города и полагал, что к нему пожаловала в своей волшебной повозке, влекомой коровами, сама богиня плодородия Нерта, когда его вызывала к себе какая-нибудь горожанка, любопытствовавшая, каков из этого гиганта-варвара любовник. Бургунда никогда не посещала мысль о бегстве, да и участь свою он не считал несчастливой; напротив, он припеваючи прожил в Минтурнах эти два года, чувствуя свою важность, – ведь его здесь ценили. Ему давали понять, что со временем его жалованье вырастет, ему позволят жениться и завести детей. А если он продолжит усердно трудиться, то его детям даруют свободу.