Колин Маккалоу - Битва за Рим

– Не забывайте и о том, – продолжал Сулла, – что, если вы хотите и дальше направлять римский народ, вы должны отстаивать мои законы. Прежде чем вы задумаете перевороты, вспомните о Риме! Ради Рима в Италии должен быть сохранен мир. Вы должны приложить все усилия и найти способ решить финансовые проблемы и вернуть Риму былое процветание. Мы не можем позволить себе роскошь дать народным трибунам бесконтрольную власть. Статус кво – как я установил его – должен быть сохранен! Только тогда Рим возродится. Нельзя дальше терпеть безумие Сульпиция!

Он прямо посмотрел на новых консулов:

– Завтра, Гней Октавий и Луций Цинна, вы вступите в свои права, сменив на этом посту меня и моего погибшего соратника Квинта Помпея. Обращаюсь к каждому из вас. Гней Октавий, дашь ли ты мне честное слово, что будешь отстаивать мои законы?

Октавий ответил не задумываясь:

– Да, Луций Корнелий, буду. Даю слово.

– Луций Корнелий из родовой ветви Цинна, даешь ли ты слово, что будешь отстаивать мои законы?

Цинна пристально и без всякого страха смотрел на Суллу.

– Это от многого зависит, Луций Корнелий из родовой ветви Сулла. Я буду отстаивать твои законы, если они окажутся пригодными для правления. Но в настоящий момент я не уверен, что так будет. Механизмы настолько старые, структура настолько неповоротливая, а права бо́льшей части нашего римского общества были – не могу найти другого слова – аннулированы. Мне очень жаль разочаровывать тебя, но в сложившейся ситуации я не могу ничего обещать.

Лицо консула совершенно преобразилось. Новый сенат получил возможность мельком увидеть когтистое чудовище, обитавшее в глубине существа Луция Корнелия Суллы. Как и некоторые знакомые Суллы, сенаторы никогда не смогут забыть нечто, промелькнувшее у них перед глазами. И еще долгие годы будут содрогаться, словно ожидая расплаты.

Прежде чем Сулла снова открыл рот, в разговор вмешался великий понтифик Сцевола.

– Луций Цинна, оставь все как есть, лучшее – враг хорошего! – выкрикнул он. Он помнил, что после того, как в первый раз увидел этого разбуженного зверя, Сулла привел в Рим армию. – Умоляю тебя, дай консулу слово!

Затем раздался голос Антония Оратора:

– Если ты намерен держаться такой позиции, тебе следует прикрыть спину! Наш консул Луций Катон не сделал этого, и теперь он мертв.

Сенат зашумел, новые его члены не отличались от прежних. Позиция Цинны вызвала раздражение и страх. Ну почему все эти облеченные консульскими полномочиями мужи не могли оставить в стороне амбиции и позерство? Неужели они не видели, что Рим отчаянно нуждался в мире и внутренней стабильности?

– Порошу тишины! – единожды произнес Сулла, и даже не очень громко. Но так как вид его по-прежнему был грозен, тишина наступила мгновенно.

– Старший консул, позволь мне взять слово, – обратился к нему Катул Цезарь, который помнил, что его первое знакомство с этой ипостасью Суллы предшествовало отступлению из Тридента.

– Говори, Квинт Лутаций.

– Прежде всего я желал бы кое-что прояснить относительно Луция Цинны, – холодно начал Катул Цезарь. – Я думаю, за ним следует бдительно следить. Мне жаль, что он избран на эту должность. Не думаю, что он успешно справится со своими обязанностями. У Луция Цинны, возможно, блестящее военное прошлое, но его политические взгляды, понимание ситуации и его идеи относительно управления Римом весьма поверхностные. Когда он был городским претором, ничто из того, что должно было быть сделано, сделано не было. Оба консула находились в военном походе, однако Луций Цинна – фактически ответственный за положение дел в Риме! – не сделал даже попытки предотвратить грозящий экономический кризис. Если бы в тот период были предприняты какие-то меры, сейчас, возможно, Рим находился бы в лучшем положении. Тем не менее здесь и сейчас Луций Цинна, ставший консулом, отказывается дать слово человеку, намного более разумному и способному, который попросил его об этом в духе подлинно сенаторских традиций.

– Твои слова не заставят меня передумать, Квинт Лутаций Раболепный, – резко ответил Цинна.

– Да, я понимаю, – произнес Катул Цезарь самым надменным тоном, на какой был способен. – По правде говоря, я уверен, что никто из нас и все мы вместе взятые не можем сказать ничего, что заставило бы тебя передумать. Твое сознание замкнуто, как сундук с деньгами, что дал тебе Гай Марий, дабы оправдать своего убийцу-сына!

Цинна залился краской. Он ненавидел эту свою слабость, но поделать ничего не мог. Заливавший лицо румянец выдавал его с головой.