Колин Маккалоу - Битва за Рим

Ближе к концу декабря он отослал войско назад в Капую под командованием верного Лукулла, который теперь официально был его квестором. Сделав это, он отбросил всякую осторожность и, вверив себя судьбе, взялся за выборы.

Хотя он был убежден, что правильно оценивает силу сопротивления во всех слоях римского общества, правда заключалась в том, что он все-таки не сумел постичь всю глубину враждебности. Никто ничего не говорил, никто косо не смотрел на него, но за этой видимой лояльностью скрывалась острая обида. Рим не мог забыть и простить того, что Сулла привел в город армию. Как и того, что войско Суллы ставило верность своему командиру превыше верности римскому народу.

Это клокочущее негодование охватило всех – от высших слоев общества до самых низов. Даже люди безусловно преданные Сулле и идее верховенства сената, такие как братья Цезари и братья Сципионы Назики, отчаянно желали, чтобы Сулла сумел найти способ решить проблему сената, не прибегая к помощи войска. А в сознании людей из более низких слоев римского общества кровоточили еще две раны. Народный трибун был осужден на смерть, когда не истек срок его полномочий, а старый искалеченный Гай Марий был изгнан с позором, лишился семьи, положения и был приговорен к смертной казни.

Некоторые признаки этого общественного озлобления проявились, когда были официально избраны новые курульные магистраты. Старшим консулом стал Гней Октавий Рузон, но младшим – теперь был Луций Корнелий Цинна. Преторы составили независимую группу, среди них не было ни одного человека, на которого Сулла мог бы рассчитывать.

Но больше всего встревожили Суллу выборы всенародным собранием военных трибунов. Все они поголовно были отвратительными хищниками, такими как Гай Флавий Фимбрия, Публий Анний и Гай Марций Цензорин. «Готовые к самоуправству, к тому, чтобы держать в ежовых рукавицах своих военачальников, – думал Сулла. – Попробовал бы какой-нибудь командующий с такой компанией у себя в легионах пойти на Рим! Они бы убили его без колебаний, как убил молодой Марий консула Катона. Какое счастье, что я складываю полномочия и в моих легионах их не будет. Все они до единого потенциальные Сатурнины».

Несмотря на обескураживающие результаты выборов, Сулла не был так уж несчастлив, ведь истекал старый год. Промедление дало его агентам в провинции Азия, Вифинии и Греции время оценить ситуацию и известить его о том, как в действительности обстоят дела. Определенно, самым мудрым решением было сначала отправиться в Грецию, а Малую Азию оставить на потом. В его распоряжении было слишком мало сил, чтобы проводить обходные маневры. Нужно попытаться лобовым ударом выдворить Митридата из Греции и Македонии. У понтийцев не все шло гладко. Гай Сентий и Квинт Бруттий Сура еще раз доказали, что в войне с римлянами численное превосходство – не главное. Сентий и Сура совершили славные подвиги со своими маленькими армиями, но долго им не продержаться, силы их иссякают.

Посему его самой насущной проблемой было выбраться из Италии и вступить в войну. Только разбив царя Митридата и разорив Восток, он мог обрести такой же непререкаемый авторитет, каким пользовался Гай Марий. Только золото Митридата способно вытащить Рим из финансового кризиса. Если он вернется с победой, Рим простит ему поход на город. И тогда плебеи простят его за то, что он превратил их священное собрание в площадку, больше подходящую для игры в кости и ковыряния в носу.

В свой последний день в качестве консула Сулла созвал сенат на специальное заседание и выступил с речью. Сулла говорил с неподдельной искренностью. Он безоговорочно верил в себя и свои преобразования.

– Отцы-сенаторы, если бы не мои старания, вас сейчас здесь не было бы. Я говорю это со всей откровенностью. Если бы законы Публия Сульпиция Руфа оставались в действии, плебеи – даже не народ! – сейчас правили бы Римом бесконтрольно, без всяких препятствий и ограничений. Сенат стал бы просто пережитком прошлого. Он был бы слишком малочисленным, чтобы собрать кворум. В такой ситуации никакие рекомендации народу даваться не могли бы, вопросы, которые всегда были в ведении сената, оставались бы нерешенными. Так что, прежде чем вы станете лить слезы о судьбе плебеев и народа, я бы посоветовал подумать, во что превратился бы этот исключительный государственный орган, если бы не я .

– Сюда, сюда! – окликнул Катул Цезарь своего сына, появившегося в зале. Он был доволен тем, что его сын, недавно внесенный в списки сенаторов, несмотря на молодой возраст, наконец-то освободился от военной службы и теперь заседал в сенате. Цезарю очень хотелось, чтобы Катул увидел Суллу исполняющим обязанности консула.