Колин Маккалоу - Битва за Рим

Так что римский проконсул был связан и посажен на осла затылком вперед, лицом к ослиному заду и в таком виде безжалостно провезен по Пергаму и его окрестностям, дабы показать жителям этой бывшей римской столицы, какие чувства царь Понта питает к римскому проконсулу и насколько мало он боится возмездия.

В конце концов, спекшийся в грязи и превратившийся в свою тень, Маний Аквилий был поставлен перед своим мучителем. Торжественно восседая на золотом троне, воздвигнутом на роскошном помосте посредине агоры, царь пристально смотрел сверху вниз на человека, который отказался отозвать вифинскую армию, не разрешил Митридату защитить свое царство, не позволил обратиться с жалобой непосредственно к сенату и народу Рима.

В тот самый момент, когда царь Понта смотрел на согбенную и зловонную фигуру Мания Аквилия, испарились остатки его страха перед Римом. Чего он боялся? Почему шел на попятный перед этим нелепым человеком, очевидным слабаком, размазней? Он, Митридат Понтийский, был намного могущественнее Рима! Подумаешь, четыре маленькие армии, меньше двадцати тысяч человек. Именно Маний Аквилий олицетворял Рим – не Гай Марий и не Луций Корнелий Сулла. Представление царя о Риме было мифом, укрепившимся благодаря двум нетипичными римлянам! Истинный Рим стоял сейчас здесь, у его ног.

– Проконсул! – резко выкрикнул царь.

Аквилий поднял глаза, но сил говорить у него не было.

– Проконсул Рима, я решил дать тебе золото, которого ты так домогался.

Стражники втащили Мания Аквилия на помост и силой усадили его на низкую табуретку, поставленную на некотором расстоянии от края помоста, слева от царя. Руки его от плеч до кистей были крепко привязаны к телу широкими ремнями: один стражник ухватил ремень с правой стороны, а другой – с левой, лишив его возможности двигаться.

Вслед за этим появился кузнец, который нес закрепленный в двух лапах-держалках раскаленный докрасна горшок, емкостью в несколько чаш расплавленного металла. Горшок испускал дым и едкий запах.

Третий стражник встал за спиной Аквилия, ухватил его пятерней за волосы и потянул голову назад, затем двумя пальцами другой руки конвоир зажал ему нос, безжалостно сдавив ноздри. Инстинктивно Маний Аквилий открыл рот и тяжело задышал. Тут же густой поток жидкого золота устремился из ковша в его жаждущее воздуха горло – золото текло и текло, а он дергался на табуретке, тщетно пытаясь вырваться, потом затрясся в конвульсиях и затих. Его рот, подбородок и грудь являли собой застывший золотой каскад.

– Взрежьте его и верните все до последней крупицы, – велел царь. Не отрывая глаз, он смотрел, как золото тщательно соскабливают с тела Мания Аквилия, снаружи и изнутри.

– Бросьте его труп собакам, – сказал Митридат, поднялся с трона и сошел с помоста, беззаботно переступив через скрученные, превращенные в месиво останки Мания Аквилия, проконсула Рима.

Все складывалось превосходно! Царь знал это лучше других. Прохаживаясь по освеженным ветром террасам на вершине горы, он ждал, когда закончится месяц гамелион, что соответствовал римскому квинтилию. Прибыло известие из Афин от Аристиона, что и у него дела шли отлично.

О могущественный Митридат, теперь ничто нас не остановит. Афины укажут путь Греции. Я начал с того, что завел разговоры о днях былой славы со старейшинами и богатейшими людьми Афин, ибо народ, который пережил свой расцвет, смотрит назад в прошлое с глубокой тоской и посему легко прельщается обещаниями возврата тех достославных дней. Итак, я выступал с речами на агоре в течение шести месяцев, постепенно разбивая доводы противников и набирая сторонников. Я даже убедил мою аудиторию, что Карфаген стал твоим союзником против Рима, и слушатели поверили мне! А ведь исстари считается, что афиняне – самые образованные люди в мире. Подумать только, ни один из них не знал, что Карфаген был разрушен Римом почти пятьдесят лет назад. Просто удивительно.

Я пишу теперь – месяц Посейдон как раз прошел половину своего пути, – поскольку имею удовольствие сказать тебе, что был избран военным главой Афин. Мне также было дано право самому выбирать себе соратников. Естественно, я выбрал тех, кто твердо верит в то, что спасение нашего греческого мира в твоих руках, великий царь, и кто не может дождаться дня, когда ты раздавишь Рим своей львиной пятой.

Теперь Афины полностью мои, включая Пирей. К сожалению, некоторые верные Риму люди и мои злейшие враги из греков бежали, прежде чем я мог схватить их, но те, кто были настолько глупы, что остались, – в основном богатые афиняне, которые и помыслить не могли, что им что-то угрожает, – умерщвлены. Я конфисковал всю собственность, принадлежащую бежавшим и убитым. Эти средства пойдут на финансирование нашей войны с римлянами.