– Передай царю Митридату, что раздор Италии с Римом не его дело! Италия не станет помогать никому из чужеземных правителей против Рима, – был их ответ.
Словно уколотая улитка, понтийский царь затаился, послав Тиграну Армянскому приказ ждать, поскольку время еще не пришло. Придет ли оно вообще когда-нибудь, спрашивал он себя, если даже Италия, отчаянно нуждающаяся в помощи, дабы выиграть битву за свою свободу, свою независимость, могла так по-варварски укусить руку, дружески протянутую Понтийским царством и сыплющую воинскими щедротами.
Теперь он колебался, опасаясь принять решение: как бы не пришлось потом отклониться от него. Моментами он был убежден, что пришло время открыто объявить войну Риму, но в следующую минуту уверенность покидала его. Снедаемый сомнениями, он никому не выдавал своих чувств. Понтийский царь не мог иметь доверенных лиц и чрезвычайных советников, он не доверял даже своему зятю, который и сам был выдающимся царем. Двор Митридата пребывал в апатии, никто не мог сказать с уверенностью, что мучит царя, каким будет его следующий шаг, рассчитывать ли им на войну. Никто не хотел войны, и все приветствовали бы ее.
Поставивший себя в тупик своими заигрываниями с италиками, Митридат задумался о Македонии, где Римской провинции приходилось удерживать неспокойную границу в тысячу миль длиной с землями варваров на севере. Заварить вдоль границы кашу – и это поглотит все внимание Рима. И вот понтийские агенты были посланы оросить семена неизменной ненависти к Риму промеж бессов и скордисков, а также других племен Мёзии и Фракии. В результате Македонии пришлось испытать злейший натиск варваров – вторжения и набеги, каких они не помнили долгие годы. Охваченные жаждой разрушения, скордиски сумели добраться до Додоны в Эпире. Однако боги благословили Римскую Македонию превосходным и неподкупным наместником в лице Гая Сентия, позиции которого укреплял легат Квинт Бруттий Сура, истинный образец римских добродетелей.
Поскольку попытки варварской смутой подтолкнуть Сентия и Бруттия Суру обратиться в Рим за помощью не увенчались успехом, Митридат переключил свое внимание на саму провинцию, начав чинить беспокойства там.
Вскоре после того, как царь остановился на определенной тактике, в Македонии появился некий Эвфен, провозгласивший себя прямым потомком Александра Великого – на которого он действительно был поразительно похож, – и заявил права на давно несуществующий престол Македонии. Жители искушенных городов, таких как Салоники и Пелла, раскусили Эвфена сразу, но захолустный люд пламенно его поддержал. К несчастью для Митридата, Эвфену не хватило ни боевого духа, ни таланта сформировать из своих приверженцев армию. Сентий и Бруттий Сура справились с ним имевшимися в их распоряжении силами и не стали срочно требовать у Рима денег и дополнительного военного контингента – цель всей понтийской комбинации.
И вот теперь – спустя два года с того времени, как разразилась война между Римом и его италийскими союзниками, – Митридат прекратил всяческие попытки реализовать свои амбициозные планы. Царя не покидало смятение. Он раздумывал, медлил, отравляя нерешительностью и свою жизнь, и жизнь своего двора, держа на расстоянии Тиграна, более воинственного, чем он, хотя и не столь умного. Митридат колебался. Но довериться никому царь не мог.
Внезапно царь шевельнулся на троне – и все царедворцы в зале вздрогнули.
– Что еще удалось тебе выяснить во время твоего второго, очень длительного, пребывания в Пергаме? – спросил он Пелопида.
– Я узнал, что Гай Кассий привел свой легион в боевую готовность, а также проводит учения двух легионов ополченцев и экипирует их, великий царь!
Пелопид облизал пересохшие губы и продолжил, стремясь показать, что, хотя его миссия и провалилась, он остается безгранично преданным царю.
– У меня теперь есть свой человек среди дворцовых людей в Пергаме, великий царь. Перед самым моим отъездом он сказал мне, что, по его мнению, Гай Кассий и Маний Аквилий намереваются вторгнуться в Понт этой весной. Вместе с царем Вифинии Никомедом и его союзником царем Пафлагонии Пилеменом. А также – и это похоже на правду – с ними будет наместник Киликии Квинт Оппий, который прибыл в Пергам на переговоры с Гаем Кассием.
– Был ли этот план поддержан сенатом и народом Рима? – спросил царь.
– Во дворце ходят слухи, что нет, великий царь!
– От Мания Аквилия этого можно было ожидать. Если от плохого семени не ждать доброго племени, то этот щенок ничем не отличается от собаки времен моего отца. Жаждет золота. Моего золота.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу