Иван Арсентьев - Буян

— Братцы, за что? Пощадите, братцы! — орали стражники.

Это еще прибавило жару. Евдоким видел, как десятки рук рвали на стражниках одежду, и сам, побледнев и задрожав, бросился в драку. Он понимал, что делает глупость, потому что бить было некого: один из стражников изловчился, нырнул под амбаром на ту сторону и понесся что есть духу к своим за помощью. Спустя минуту-две в кипящую толпу врезались конные. Размахивая нагайками, пробились к своему начальнику, прикрыли его со всех сторон и повели к школе.

В это время и ударил набат. Стар и мал устремились на улицы, все закружилось в пестрой неразберихе. Но в ней была своеобразная стройность и согласованность.

Стражники метнулись за школьную ограду, заняли оборону. По ним сыпанули камнями, и тут же треск выстрелов распорол воздух. «А-а-а-а!..» Толпа удивленно замерла, попятилась и, завопив разноголосо, бросилась врассыпную. Несколько секунд — и улица опустела…

А сегодня, спустя три дня, вице-губернатор Кондоиди стоит на бугре и смотрит на будто вымершее село. Поерзал в седле, отдал бинокль поручику, сказал:

— Держите солдат наготове, а вы, ротмистр, расположите стражников так, чтобы все было видно как на ладони.

Войска вошли в село. Блошицын потребовал старосту во въезжую избу, замахал перед его носом кулаками:

— Это что же, а? Трясешься, такой-сякой, как Каин? Где зачинщики? Где бунтовщики? В холодной? Не-ет? Скрутить! Доставить! Сгною на каторге!

Староста — невзрачный мужичонко, видимо, из таких, которые себе на уме, кланяясь низко, клялся и божился, что ни сном ни духом не знает — не ведает, про каких зачинщиков речь.

— Зачинщиков беспорядков, черт побери!

— Дык какие же беспорядки, ваше благородие? Мужики подрались маленько меж собой. Престольный праздник, напились, змеи лютые, ну и того… Всю дорогу так. Не разобравшись, господина помощника пристава задели.

— Ты что дурочку строишь? Прутьев давно не пробовал?

— Дык я ж, вашескородие, сам не видал — в Колодинку в гости к куму ходил. Народ калякает…

— Пшел вон! Скликай сход. И чтоб с бабами явились! Я вам покажу, разбойники!..

Староста засмурел, поскреб затылок. Дело заводится, как видно, нешутейное.

Когда сход собрался, вперед двинулись стражники, расщепляя густую массу для прохода вице-губернатора. Во рту Кондоиди было сухо, а ладони взмокли от пота. Он умышленно громко разговаривал со свитой, улыбался и вообще держал себя с показной уверенностью, хотя тревога пощипывала сердце. Блошицын своими разговорами о действующей в селе подпольной организации подсек какие-то корешки, на которых держалась его самоуверенность. Встав на крыльце, Кондоиди хмуро оглядел сход, с трудом сдерживая злобу против тупой массы, из-за которой приходится терпеть столько невзгод. От толпы, казалось, веяло затаенным отчаяньем. «Ну, что с них взять, сиволапых? Выдадут зачинщиков — ограничусь строгим внушением и пригрожу постоем войск». Пока он приводил мысли в порядок, кто-то из-за спины его внезапно гаркнул:

— Шапки долой! На колени, мерзавцы!

Сходчики шевельнулись, начали нестройно, медленно снимать картузы. Были и такие, что словно не слыхали повеления, стояли, понурившись, не показывая глаз. На колени не встал никто. Кондоиди оглянулся. Позади лоснилась заклеенная кусочками пластыря ряшка ретивого помощника пристава Куцопеева, того самого, которого тузили в петров день. На квадратных скулах его червонели пятна крайнего негодования. Он машинально расстегнул воротник белого кителя, мокрого под мышками, протянул злорадно:

— Та-а-ак…

Кондоиди подумал: «Услужливый дурак». Тронул его за плечо и, шагнув вперед, снял фуражку.

Бородатые лица, платки, сарафаны… Выгоревшие ситцевые рубахи… Выгоревшее мутно-сивое солнце… Пыльные серые воробьи в небе…

Кондоиди прошелся платком по залысинам, заговорил негромко, строго и поучительно:

— Я приехал призвать вас к благоразумию, указать на тягчайшие последствия ваших преступных деяний. У вас беспрепятственно распространяются запрещенные законом вредные прокламации. И где! В храме божьем! Вы слушаете дерзкие подстрекательские речи против правительства и оказываете сопротивление властям, пытающимся пресечь крамолу.

Кондоиди сделал паузу, подумал раздраженно: «Зачем я им это говорю? Разве таким головорезам слова нужны? Плетей им! А еще лучше вина бочонок, а потом дубье в руки и — лупите друг друга! Эх!..» Пересилив себя, он продолжал:

— Я сторонник мирного согласия. Вы видите, — обвел он руками площадь, — войск со мной нет. Но!.. Если не будут выданы злоумышленники-смутьяны, общество понесет суровое наказание. Я сказал все. Говорите теперь, кто уполномочен обществом.