Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

– Превосходно! – воскликнул голос на другом конце провода, звучавший по-военному. – Не могли бы вы прийти на собеседование в э-э-э… одиннадцать часов?

– Да, могу, – ответила Анна.

И пока одна половина ее существа пыталась понять, что означает «в э-одиннадцать часов», другая уже сообщала маме, что у нее будет зарплата четыре фунта стерлингов, а может быть, четыре фунта стерлингов и десять шиллингов…

Но тут голос задал еще один вопрос:

– Вы родились в Британии?

– Нет, – ответила Анна. – Я родилась в Германии, но мой папа…

– Приношу свои извинения, – перебил ее голос, сразу утративший всю свою теплоту. – Мы рассматриваем в качестве претендентов только урожденных британцев.

– Но мы антифашисты! – вскричала Анна. – Мы стали антифашистами раньше, чем кто-либо еще!

– Приношу свои извинения, – отрезал голос. – Таковы правила, и не в моей власти их изменить.

«Вот ведь идиотизм», – подумала Анна. Ее постигло такое глубокое разочарование, что потребовалось некоторое время, прежде чем она решилась позвонить в Министерство информации. Эта работа была следующей в списке по привлекательности. Но ей ответили так же, как и в Военном ведомстве. Никто ничего не хотел обсуждать с претендентом, родившимся не в Британии.

Не может быть, думала Анна, ощущая сосущее чувство в животе, чтобы все руководствовались таким правилом. Но в действительности так и было. В списке мадам Лерош было шесть крупных организаций, где требовались секретари, но никто даже не пригласил Анну на собеседование. Получив отказ в последней по списку организации, Анна совершенно растерялась. Некоторое время она просто стояла у телефона, а потом пошла в кабинет мадам Лерош.

– Мадам, вы уверяли меня, что по окончании курсов я найду себе работу. Но ни в одной из организаций из вашего списка со мной не стали даже разговаривать – потому что я родилась не в Англии.

Понять, что сказала мадам Лерош, было, как всегда, непросто. Правила, касавшиеся британского гражданства, ввели совсем недавно. А может, и давно. Мадам Лерош надеется, что в какой-то момент их отменят. Но сейчас, очевидно, у Анны не получится найти работу.

– Но мадам! Мне нужна работа! Я только поэтому и поступила сюда учиться. И вы уверяли, что я смогу получить работу. Утром я сказала об этом маме…

Анна умолкла: что бы она ни сказала маме, это ничего не изменит. Пусть так… Но как же трудно держать себя в руках!

– Да, ничего не поделаешь… – беспомощно пробормотала мадам Лерош по-французски.

Но Анна, к своему удивлению, возразила:

– Но вы должны что-то сделать!

– Вы уверены? – спросила мадам Лерош и с неудовольствием взглянула на Анну.

Анна не отвела взгляд.

Мадам Лерош промямлила что-то еле слышно и начала рыться среди бумаг у себя на столе. Наконец она извлекла какой-то листок и пробормотала что-то про крест и красного полковника…

– Ему неважно, где я родилась? – спросила Анна.

Но мадам Лерош уже сунула листок ей в руки и прикрикнула:

– Иди! Скорее иди звонить!

По дороге Анна заглянула в листок. Там значилось: достопочт. миссис Хеммонд, полковник Британского общества Красного Креста – и адрес: Воксхолл-Бридж-роуд. Анна опустила в автомат двухпенсовик и набрала номер. Ответивший голос был хрипловатый и резкий, но Анну не спросили, родилась ли она в Британии. Анне предложили прийти на собеседование во второй половине дня. Оставшееся время она провела, с трудом подавляя возбуждение, и все гадала: надо ли звонить маме и сообщать о собеседовании? Но в конце концов решила, что не будет звонить: вдруг из этого ничего не выйдет.

В обед она не могла даже думать о чашке чая и булочке, которые обычно брала в кафе «Лайонс Корнер Хаус». Вместо этого Анна шла по улице, ловила свое отражение в уцелевших витринах магазинов и пыталась понять, соответствует ли ее внешний вид образу секретаря.

В результате на встречу она пришла намного раньше назначенного времени и еще добрых полчаса ходила туда-сюда по Воксхолл-Бридж-роуд.

Место нельзя было назвать привлекательным. Неподалеку находился пивоваренный завод, и вся округа пропиталась кислым запахом хмеля. По улице, клацая и звякая, время от времени проезжал трамвай. Ни один магазин не работал: все было заколочено.

Контора миссис Хеммонд несколько отличалась от того, что ее окружало. Она находилась в поврежденном во время бомбежки здании больницы и выходила на большую площадь. После шума большой улицы казалось, что здесь очень тихо.