Эми Хармон - Из песка и пепла

– Анджело! – крикнул он через весь госпиталь. – У одной женщины неподалеку начались роды. Ей нужна помощь.

– Почему они не эвакуировались вместе с остальными? – Анджело закончил с раненым солдатом, который пока не мог пить без помощи, и подошел к Марио и старухе.

– Мать опасалась проблем при родах, – пожал плечами Марио. – Похоже, она была права.

Старуха отступила ему за спину, подальше от крови, и теперь смотрела на обоих полными усталости и отчаяния глазами.

– Я постараюсь помочь. Тебе нельзя сейчас уходить, – кивнул Анджело, стараясь не задумываться, что он там найдет.

– Посоветуй ей встать на четвереньки. Если ребенок идет головой, но плохо проходит родовые пути, такой позы иногда оказывается достаточно.

Эти инструкции заставили Анджело пожалеть о поспешности, с которой он согласился выступить акушером.

– Марио, я не смогу, – сказал он тихо. – Я не врач. И ничего не знаю о принятии родов, особенно сложных.

– Я понимаю. Но все-таки сходи. Посмотри, чем можно помочь, и, если получится, привези ее сюда. В лазарете мы сумеем сделать больше.

Пока Анджело тащился с тележкой вслед за старухой, она то и дело подносила к губам Розарий, чем живо напомнила ему оставшуюся во Флоренции бабушку. Нужный дом оказался всего в трех зданиях от лазарета. Женщина вскарабкалась по обледеневшим ступеням, и Анджело поднялся за ней. Стоило старухе отпереть дверь и размотать с головы платок, как она крикнула кому-то в глубь дома по-французски:

– Я привела священника! Больше никто не смог прийти.

Анджело тем временем сбивал снег с непарной обуви – печальная неизбежность, когда на одной ноге у тебя протез, а на другой солдатский сапог.

– Она уже и ходить пыталась, – объяснила старуха Анджело. – Думала, что поможет, ан нет. Я всю голову сломала, что еще сделать. Бедняга сама не своя от усталости, а дело не движется.

Старуха выглядела пристыженной, будто от нее как от женщины ожидалось больше содействия.

Над головой послышалась осторожная медленная поступь, словно каждый шаг причинял роженице боль. Анджело вскинул голову. Женщина держалась обеими руками за спину, точно пыталась не дать себе развалиться; по узким плечам беспорядочно струились темные кудри. Однако взгляд Анджело первым делом метнулся к ее животу, который и без того был огромен, а из-за хрупкости хозяйки казался еще больше. Из одежды на ней был лишь растянутый розовый свитер и застиранное черное платье – по всей видимости, единственное, которое налезло на раздавшуюся фигуру. Несмотря на холод, женщина вышла к ним босиком, и Анджело еще успел удивиться, как она умудрилась сохранить пальцы розовыми под стать свитеру, прежде чем поднял взгляд на ее лицо, и его мир пошатнулся и перевернулся вверх тормашками.

Женщина смотрела на него, как на воскресшего Лазаря.

– Ева? – выдавил Анджело.

Она тут же отпустила поясницу и уперлась одной рукой в стену, словно та собиралась на нее надвинуться. Не кричала, не плакала, не задавала никаких вопросов – просто смотрела на него во все глаза, точно боялась, что Анджело исчезнет, как только она моргнет. Колени под черной юбкой ходили ходуном.

Позже Анджело так и не смог вспомнить, как поднялся по лестнице и поднимался ли по ней вообще. Возможно, он взлетел на верхнюю площадку по воздуху, потому что в следующую секунду уже стоял перед Евой. Та привалилась к стене и неверяще мотала головой.

– Ева, – повторил Анджело, и она все-таки рухнула в его объятия.

Несколько вдохов они стояли неподвижно, просто цепляясь друг за друга. Затем Анджело слегка отстранился, чтобы еще раз заглянуть ей в лицо и убедиться, что это действительно она – живая и во плоти. Губы Евы наконец дрогнули в выдохе «Анджело», а потом раскрылись еще шире, когда он быстро накрыл их своими и принялся осыпать поцелуями все подряд: щеки, нос, подбородок, лоб и снова губы.

– Ева! – Возмущенный возглас от подножия лестницы заставил их отпрянуть друг от друга. Должно быть, у бедной старухи чуть сердце не остановилось, когда незнакомый мужчина – да еще и священник! – накинулся с поцелуями на ее беременную протеже.

– Это мой Анджело, Беттина! – закричала Ева, смеясь и плача одновременно и продолжая неверяще водить пальцами по его лицу. – Это мой Анджело.

– Анджело? Le pere du bebe? – ахнула Беттина и немедленно перекрестилась. Ее явно приводил в смущение его пасторский воротничок. Однако Ева не стала ничего объяснять, и старуха повторила вопрос снова, видимо неожиданно припомнив, зачем в первую очередь его и привела. – Отец ребенка?