Эми Хармон - Бесконечность + 1

Amy Harmon

Infinity + One

Infinity + One © 2014, by Amy Harmon.

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2019

ТЕЛЕВИЗОР НАДРЫВАЛСЯ. Какой-то информационно-развлекательный канал. Ведущая сидела возле монитора, будто это делало ее умнее, а передачу – достовернее. Но искусственный загар и накладные ресницы выдавали девицу с головой, и ни монитор, ни серьезное выражение лица ситуацию не спасали. Он потянулся за пультом, но внезапно увидел на экране собственное лицо, и его рука вяло опустилась. На фотографии он улыбался, глядя сверху вниз на девушку и обнимая ее за талию. Девушка тоже смотрела на него с улыбкой, положив руку ему на грудь. И тут сквозь фотографию проступила другая, черно-белая. Точно завороженный, он уставился на экран, а ведущая тем временем начала свой рассказ:

«Бонни Паркер познакомилась с Клайдом Бэрроу в Техасе в январе тысяча девятьсот тридцатого года, в самый разгар Великой депрессии. Лишенные надежды люди жили в бедности и отчаянии. Паркер и Бэрроу не были исключением. Клайду исполнилось двадцать лет, Бонни – девятнадцать. Казалось бы, они ничего не могли предложить друг другу: Бонни уже была замужем, хоть и успела разойтись с супругом, Клайд нажил лишь список судимостей да умение выживать. Однако они стали неразлучны. В последующие четыре года между тюремными сроками и бесконечными побегами они огненным вихрем прошлись по пыльному Югу, грабя банки, магазины, бензозаправки, убивая полицейских, а иногда и местных жителей и нигде не задерживаясь надолго. Рулон фотопленки и сборник стихов авторства Бонни, обнаруженные во временном убежище пары в Джоплине, штат Миссури, пролили свет на жизнь юных преступников и позволили им прочно войти в американскую историю, будоража воображение людей по всему миру. Молодые, дерзкие и влюбленные, Бонни и Клайд ни о чем не задумывались, заботясь лишь друг о друге. Они скрывались от закона, понимая, что смерть неизбежна, и в мае тысяча девятьсот тридцать четвертого года рок наконец настиг их. Преступники попали в засаду на пустынной дороге в Луизиане. В их машину выстрелили около ста тридцати раз. Бонни и Клайд встретили смерть вместе, прошитые множеством пуль. Их жизнь, наполненная разбойным весельем, оборвалась. Они ушли, но не забыты.

Выходит, история повторяется? Неужели у нас появилась своя, современная версия Бонни и Клайда – любовников-беглецов, оставляющих после себя хаос? Сходство между двумя историями не полное, однако его сложно не заметить. И мы невольно задаемся вопросом: не виноваты ли в этом слишком ранняя слава и успех? В противоположность бедности, на фоне которой развернулась драма тридцатых годов, здесь имела место другая крайность. Но в обоих случаях речь идет о молодых людях, которые слишком рано повзрослели, столкнулись с жестокой реальностью и в конце концов восстали против системы.

Как часто мы видели подобное: многообещающая карьера, невероятный талант… Теперь остается лишь гадать, что же случилось с Бонни Рэй Шелби».

– ГОВОРЯТ, ВСЕ КРИЧАТ, когда падают. Даже если прыгнули сами.

Голос раздался из ниоткуда, и я вздрогнула. В животе все перевернулось, словно я уже разжала руки и лечу вниз сквозь белесую дымку. Никого не было видно. Стоял густой туман. Отличная возможность ускользнуть, нырнуть в бархатную белизну так, что никто не заметит. Дымка была обманчиво плотной. Она обволакивала и внушала ложное чувство безопасности. Будто сумеет подхватить меня в любой момент. Будто в ней можно ненадолго спрятаться. Я почти слышала влажный шепот, убеждавший меня, что разжать руки будет легко, что это не больно. Я не упаду, просто провалюсь в пушистое облако. Но, с другой стороны, мне хотелось упасть. Ведь за этим я сюда и пришла. В голове звучали строчки песни:

– А ну-ка слезай оттуда, – снова раздался бестелесный голос.

Я не могла понять, с какой стороны он доносится. Низкий, с хрипотцой. Мужской голос. Судя по тембру, он принадлежал человеку в годах. Может, ровеснику моего отца. Мой папа как раз был из тех, кто стал бы уговаривать незнакомцев не прыгать с моста. Он бы, наверное, даже спел. Мои губы тронула слабая улыбка. Вокруг папиного голоса строились все мои самые ранние воспоминания. Глубокое, слегка народное звучание, гортанное, с нотками йодля – все то, что впоследствии определило мой собственный узнаваемый стиль. В детстве я всегда брала на себя главную мелодию, папа подпевал партию тенора, а бабушка добавляла верхние ноты. Мы могли петь часами. Это было наше любимое занятие. То, что мы умели делать лучше всего. Наша жизнь. Но теперь я устала от этой жизни.