Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы - Повесть о Я. М. Свердлове

— Дорогой Феликс, очень прошу, не спускайте глаз с Владимира Ильича.

В Питере весь день с Яковом Михайловичем находился Урицкий.

— Ему ведь не было тридцати, — сказал Свердлов.

— Двадцать восемь, — уточнил Урицкий. — Он ехал делать доклад. Выстрел из-за угла. Шесть пуль обнаружено в его теле, всю обойму разрядил, негодяй.

— Это месть за то, что мы изгнали правых эсеров и меньшевиков из Советов, за то, что активно боремся против отъявленного нашего врага в деревне — кулака, — говорил Свердлов. — Да и левые эсеры действуют отвратительно — из Совнаркома вышли, в ЦИК ведут себя развязно и крикливо, ни одно решение не проходит без их истерики. Особенно неистовствуют Камков и Прошьян, бывшие наркомы, да их кумир, Мария Спиридонова.

— Товарищи! — сказал Свердлов на траурном митинге. — Тяжело говорить над могилой борца, павшего от руки убийцы...

Тяжело было не только говорить, но и сдержать слёзы. И всё же он их сдержал.

По возвращении в Москву на рабочем столе Якова Михайловича появилась фотография Володарского.

Человек сошёл с поезда и замер... Родная, до боли родная Москва. Нет, он родился не здесь, но в Москве судили его за революционную деятельность, сюда приехал по заданию Ленина из Женевы под именем товарища Дениса и здесь стал одним из организаторов комитета партии Городского района.

В Москве встречал Денис руководителей Московского комитета РСДРП Виргилия Шанцера, Михаила Васильева-Южина и знакомого по Нижнему Михаила Владимирского. Здесь, в Москве, подружился Денис с рабочими типографии Кушнерова и в их рядах сражался на баррикадах Красной Пресни... Здесь познакомился он с молодой большевичкой Ольгой Пилацкой, которая стала его женой.

И вот снова Москва...

Владимир Михайлович ехал по улицам и убеждался, как мало изменилась «златоглавая». Он вспоминал события после декабрьского восстания 1905 года, отъезд из Москвы и опять возвращение, подполье, подполье, подполье...

Загорский... Когда он впервые стал Загорским? Да, да, уже за границей. В Нижний он приехал с паспортом Карахана, потом был Пущаровским и лишь в десятом году приехал в Германию с паспортом на имя Владимира Загорского.

Эмиграция, встреча с Владимиром Ильичём и Надеждой Константиновной и длительная переписка с ними. Тогда он был почти юношей — Володей, а теперь пышные усы и красивый чёрный байт под накрахмаленным воротником. Владимир Загорский. Товарищ Денис.

В эмиграции он по-прежнему увлекался живописью и с этим любимым занятием были связаны его несмелые мечты.

Он сидел за мольбертом, когда в дом ворвалась полиция и арестовала его как «русского шпиона».

Причина — война.

Пришёл Октябрь. Подписан Брестский мир. А он всё пленный, интернированный... До тех пор, пока какие-то важные германские чиновники не появились с розыском «господина Загорского».

— Мы из Министерства иностранных дел. На наш адрес поступила телеграмма для вас от господина Чичерина... Вам предписывается получить ключи от здания бывшего посольства России.

Так он стал первым сотрудником Советского посольства в Германии...

В Берлине его ожидал дипломатический паспорт. «Российская Федеративная Социалистическая Республика Советов. Объявляется всем и каждому, что предъявитель сего российский гражданин Владимир Михайлович Загорский является первым секретарём РСФСР в Берлине...» Документ подписал по уполномочию народного комиссара по иностранным делам Л. Карахан.

А теперь вот Красная площадь, Кремль. Здесь живёт Ленин. Здесь живёт Свердлов.

Яков... Помнит ли? Ну, это глупый вопрос. А знает ли, кто скрывается под фамилией Загорского? Наверно, знает, и выбор дипломата среди русских пленных не обошёлся без его участия...

Только что закончилось заседание Совнаркома. Яков Михайлович шёл в свою кремлёвскую квартиру, полагая, что детишки сейчас, конечно, спят... И какая всё же радость, что они тут, рядом, что можно на них, пусть спящих, посмотреть. По воскресеньям, если не было каких-то очень срочных дел, он посвящал себя детям. Обычно утром Верочка и Андрей, встав пораньше, уже ждали у двери — будить отца Клавдия Тимофеевна строго-настрого запрещала. Но как только он просыпался, она открывала дверь, и дети буквально врывались в комнату да так весело и шумно, что вся квартира знала: Яков Михайлович проснулся... Теперь разговорам не будет конца. Андрей постарше и потому чувствует себя взрослее, а уж Верочка наверняка пристанет и потребует поиграть с ней.