Борис Костюковский - Жизнь как она есть

Наша первая встреча произошла тридцать лет тому назад в госпитале. Белокурую, остриженную под мальчишку, очень хрупкую девушку звали Адой Казей. Она рассказывала о себе очень мало и неохотно. Была в партизанском отряде… Попала в беду… Друзья не оставили, спасли.

Меня заинтересовала ее судьба. Я о ней написал.

А спустя несколько месяцев я был откомандирован во фронтовую газету, и мы расстались с Адой на многие годы.

Мы встретились вновь через двадцать пять лет, и оказалось, что я почти ничего не знал о жизни Ады.

Из всего, что Ариадна Ивановна Казей рассказала мне теперь, из ее писем ко мне, из того, что я видел в Минске, в Станькове — на родине Ады, в местах партизанских стоянок, из общения с людьми, близко знающими Ариадну Ивановну, ее мать и отца, ее брата, и складывалась эта книга. Сюжет ее — сама жизнь.

Очень хорошо об этом написала мне сама Ариадна Ивановна.

Я никогда не думаю о своем минувшем как о чем-то исключительном. Кое в чем мне и «повезло»: я осталась жить. А ведь многих, многих из моего поколения унесла война. Да и после войны… Помните, как сказал поэт: «Я не от старости умру — от старых ран умру». Старые раны за все эти годы унесли немало моих близких друзей.

Очень прошу вас, не слагайте оды в мою честь. Ведь жизнь каждого — неповторимая история, только она неизвестна другим.

Все так. Я с этим согласен. Но мне непреодолимо захотелось рассказать именно об Ариадне Ивановне.

Ничего не приукрашивая, она невольно помогла мне войти в свою жизнь, где были и радость, и слезы, и трагедии, и непоправимые ошибки, и поражения, и торжество добра. Нет, она не старалась показать себя с лучшей стороны.

В большинстве своем здесь сохранены и подлинные фамилии, и подлинные события.

Думается, что никакая, даже самая пышная фантазия не может соперничать с правдой жизни, с правдой характеров и событий.

Впрочем, предоставляю право об этом судить читателям.

Вот что рассказала Ариадна Ивановна Казей.

Деревня наша Станьково с давних пор знаменита тем, что неподалеку от нее богатый и знатный польский граф Чапский основал свое имение, построил экзотический замок, разбил парк на английский манер, загородил речку Усу плотиной и поставил на искусственных островах готические беседки.

Станьковская усадьба была центром обширных владении графа, раскинувшихся вокруг на многие километры, с десятками деревень и тысячами холопов.

Все мои предки были крепостными и как с материнской, так и с отцовской стороны носили фамилию Казей. Различали их только по уличным кличкам и именам, которые знали, пожалуй, лучше, чем настоящие фамилии.

Моя бабка по матери — баба Мариля, полька по происхождению, — всю свою юность то батрачила в графской усадьбе, то работала поденно у аптекаря и у корчмаря. Тем не менее даже мало-мальского достатка в доме никогда не бывало.

Дед Алесь всю жизнь тачал сапоги, не уступал Мариле в трудолюбии; вопреки установившемуся мнению о сапожниках, был трезвенником, но из нужды выбраться они так и не могли.

Единственной из всей многодетной семьи, маме все же удалось окончить церковноприходскую школу в Станькове, а потом в Кайданове (нынешнем Дзержинске) — двухклассное городское училище. После вечернего рабфака она поступила на заочное отделение Московского педагогического института.

Как я помню ее, она всегда училась и почти никогда не расставалась с книгами.

Книги эти я пыталась читать, как только одолела грамоту. Если их читают отец и мать, думала я, значит, они интересные и нужные. Я брала в руки тома сочинений Ленина, книги Маркса, Энгельса, но что я там могла понять? На стене в нашей комнате всегда висела фотография Ленина, а на этажерке стояла статуэтка трехлетнего Володи Ульянова. Но сколько я ни смотрела на маленького, в локонах по плечи, мальчика, никак не могла представить его взрослым: дедушкой Ильичей, большим другом рабочих и крестьян, вождем. Так и представляла его ведущим: он впереди, а за ним — рабочие и крестьяне всего мира.

Карл Маркс в моем воображении походил на доброго бородатого дедушку Юру — отца папки. В то время у меня появлялись какие-то склонности к рисованию. И вот я решила нарисовать портрет Маркса. С каким же старанием я работала! Сколько бумаги, карандашей, красок, энергии и сердечного трепета я вложила в этот портрет! И как ждала оценки родителей!